«Этот предатель из Ходжалы на моих глазах пил чай с армянами и продавал наших ребят»

«Этот предатель из Ходжалы на моих глазах пил чай с армянами и продавал наших ребят»
1 августа 2014
# 16:37

Эта трагическая история, произошедшая с жительницей Ходжалы, уже была опубликована на азербайджанском языке на сайте lent.az. Vesti.Az решило опубликовать трагедию тогда еще 20-летней девушки на русском языке не только с целью довести всю правду о зверствах "мирных" армян в отношении беззащитной азербайджанки. Мы преследовали и другую цель: быть может наши современные режиссеры, в большинстве своем снимающие бездарные сериалы, которые вынуждают все больше азербайджанцев подключаться к кабельному телевидению, заинтересуются этой историей. Ведь это практически готовый сценарий для фильма.

В Азербайджане немало состоятельных людей, которые могли бы спонсировать  съемки подобного фильма, причем, даже при необходимости с участием голливудских актеров.

И в случае, если все же такой фильм будет снят, участие его в международных кинофестивалях раскроет глаза мировой общественности на армянский фашизм. Ведь это не выдуманная «геноцидальная история», а история жизни реального человека, которая живет в Баку.

Воспоминания об армянском плене 22 года спустя. Часть V (начало: http://vesti.az/news/209775#ad-image-0  , http://vesti.az/news/210293#ad-image-0  , http://vesti.az/news/210839#ad-image-0  , http://vesti.az/news/211818#ad-image-0 )

…По характеру гула пленники научились определять характер дальнейших событий. Если гул был очень громкий, следовательно, атакует армянская сторона. Если же раздавалось отдаленное громыхание, то это значило, что стреляют с азербайджанских позиций, и через десять секунд стены отдела полиции содрогнутся от взрыва. Услышав это громыхание, находившиеся в комнате армяне вскакивали с мест, после чего в коридоре слышался беспорядочный топот, а через несколько минут все успокаивалось, каждый возвращался к делу. С особым удовольствием – те армяне, у которых была очередь издеваться над пленниками.

На этот раз было ясно, что обстрел начался со стороны Агдама. Дурдана не сомневалась, что пока тревога не закончится, армяне не вернутся, и поэтому представившийся шанс следовало использовать. Она взяла со стола сухарик и кусочек сахара и передала первый Эльшаду, а второй Валеху. Когда же Дурдана вторично потянулась за «гостинцами», уже настало спокойствие, а спустя несколько секунд в коридоре послышались шаги и ругань. Эльшад и Валех быстро положили полученное от Дурданы в рот и спустили руки. Она шепнула им: «Не жуйте, а то заметят».

Войдя в комнату вместе с солдатами, Владик был в такой ярости, что не заметил «недостачу» на столе и гаркнул:

- Почему эти еще здесь? Ну-ка, уберите их на место! Я же сказал – врача привести! Не хватало еще, чтоб они тут подохли! Забыли, сколько хлеба, бензина, сигарет нам за них дадут?

Это была последняя встреча в плену с Валехом. Их развели по своим камерам. Дурдану и Эльшада втолкнули в их камеру. Они вновь сели в углу, прислонившись друг к другу. Эльшад сказал: «Слушай, я не проглотил сухарик, сейчас дам тебе половину». Но тут открылась дверь и вошел Каро:

- Мы, армяне, нация милосердная, не то что турки. Хотя ваши раны не опасны, мы все же проявили гуманность и вызвали для вас врача. Сейчас он окажет вам помощь, сделает перевязку.

- Врач был русский, – продолжает свое повествование Дурдана. – Какой же он был грубый, страшно вспомнить. Обращался с человеком, как со скотиной. Когда раздвинул края раны на ноге и залил спиртом, я вскрикнула от боли – я, которая до этого молчала при побоях и истязаниях. А врач заорал: «Хватит!» Тем временем Каро с издевкой говорил: «Чего орешь, сука! Тебе же на пользу. Хочешь, чтобы рана нагноилась, а потом скажешь там своим, что это армяне, да? Хочешь оклеветать нас?! А мы-то вас жалеем. Подлые вы!».

Врач закончил со мной и стал заниматься ранами Эльшада. У него пуля прошла навылет через почку, с тех пор одна почка не действует. Тот русский обмотал проволоку ватой, обмакнул в спирт и воткнул спереди в рану, проволока вышла с той стороны. Бедняга так закричал… Этот крик до сих пор у меня в ушах. А врач и Каро опять принялись кричать, что мы добра не понимаем. Потом он перевезал рану и сказал Каро несколько слов, после чего они вышли.

Когда мы остались одни, Эльшад сказал: «Знаешь, когда врач занес проволоку, я со страху сглотнул и проглотил тот кусочек хлеба». Я успокоила его, сказав, что нас так или иначе скоро освободят. Тогда он рассказал, что на днях его и другого раненого пленного отвели на мусорную свалку грузить мусор в машину: «Нам дали в руки лопаты, но мы не смогли работать, сил не хватило. Тогда пришли пятеро-шестеро с дубинками и стали нас колотить, а потом приволокли и бросили в камеру». Представь мое состояние: оказывается, Эльшад был на мусорной свалке, где я валялась. Я решила, было, что он меня там видел, но не говорит мне об этом. Теперь же вздохнула с облегчением – просто захотелось малому поделиться тяжелым воспоминанием…

…Когда вечером дверь камеры в очередной раз открылась, Дурдану охватила паника, которой не было прежде, в отсутствие Эльшада. Открывший дверь армянин прямо с порога гаркнул: - Эй, турчанка! А ну-ка, выходи.

Эльшад вцепился в руку Дурданы и слабым голосом упрашивал ее не идти. Но делать было нечего: пленник должен выполнять все, что ему прикажут. Каково же для брата видеть, что его сестру уводит лютый враг, и не иметь сил, возможности помешать этому… Это хуже самой мучительной пытки, страшнее любой казни…

Дурдане дали помятое, грязное, ржавое ведро с водой и железный черпак и приказали отнести в мужскую камеру: «Вода отличная, с утра ведро стояло под водосточной трубой, снег на крыше тает, вода туда стекает».

Дурдана, волоча раненую ногу, с трудом поплелась за армянином, стараясь не расплескать, чтобы воды хватило всем.

- Когда открыли дверь камеры, за ней оказалась еще решетка, которая осталась запертой. Я наполняла черпак и осторожно протягивала через решетку, а они брали и пили. Пили и благодарили меня, произносили молитву, чтобы мне поскорее выйти на свободу, хотя сами находились в гораздо худшем состоянии. Среди них был один пожилой; выпив воды, он прошептал, пряча глаза: «Дочка, сделай так… не знаю, как, но чтобы тебя обменяли, и как можно быстрее…»

Когда я вернулась в свою камеру, Эльшад стал тревожно всматриваться в меня, явно не находил себе места. Я рассказала, что отнесла воды нашим, передала им воду через решетку, а потом вернулась, и он как будто немного успокоился. Так прошли два дня: о пище по-прежнему не было и речи, а когда просили воды, приносили ведро с талой водой.

Наконец, рано утром дверь открылась, и мы услышали: «Выходите. Выпускаем вас». От радости мы не знали, что сказать, только смотрели друг на друга. Нас окрикнули: «А ну, шевелитесь, машина ждет!» Эти слова как будто придали нам сил, и мы, хотя еле держались на ногах, взялись за руки и, позабыв на минуту о ранах и боли, на удивление бодро шагнули вперед, на дневной свет, вон из этого проклятого подвала. У выхода стоял «УАЗ». Заднюю дверцу открыли, и мы увидели внутри еще трех человек. Это были наши односельчане – две сестры и еще женщина по имени Гюлёйша.

- И как же они выглядели?

- Совсем неплохо. По внешности пленного нетрудно определить, как с ним обращались. Мы с Эльшадом с трудом держались на ногах, цепляясь друг за друга, оборванные, в грязи и засохшей крови, а они выглядели так же, как в тот день, когда уходили из Ходжалы.

- Значит, над ними не издевались, не пытали? Где же они были все это время?

- Их держали в деревне. Тех женщин и девушек, которые содержались в армянских деревнях, никто не насиловал, вообще с ними дурно не обращались, они жили в домах.

- С чем же это связано?

- Сельским жителям не промывали мозги в такой степени, как городским. Например, когда нас захватили и привезли в Аскеран, местные жители готовы были разорвать нас на части. Армянские же крестьяне не проявляли ненависти, потому что в селах такой агитации, как в городе, не проводилось.

- А что стало с вашими связистками?

- Нас было пятеро. Сабина еще до событий улетела на вертолете. В ту ночь дежурила Гюлбахар, ее убили в лесу. Были еще тетя Гюльшан и тетя Рейхан.

- Они тоже попали в плен?

- Да, но их держали в деревне, всего день, и поэтому они особенно не пострадали. У них только отобрали золото и деньги и отпустили. Они отделались лишь страхом, нормальным при взятии в плен. Все это не идет ни в какое сравнение с тем, что пришлось перенести нам. Многое из того, что мы испытали, не поддается описанию, об этом сложно говорить открыто… Хочу сказать одно, обязательно напиши: я горжусь тем, что прошла плен, как мужчина, и вышла на свободу с высоко поднятой головой, никого не предавала. Хотя были пленные-мужчины, которые потом оказались в тюрьме за измену родине. Потому что мы оказались в таком аду, где выстоять было нелегко, даже некоторые мужчины ломались. Я горжусь также тем, что до последнего дня не покидала свой пост у аппарата, оставалась на связи, призывала на помощь, хотя была ранена на войне.

- Если можно, несколько слов о предателях.

- Но называть имен не буду. Его все ходжалинцы хорошо знают. Отец его был учителем. На моих глазах он с армянами пил чай.

- Где вы его увидели?

- Меня вели по коридору бить. Он тоже увидел меня. Сидел там с армянами, шутил, продавал наших ребят. Но до сих пор о нем ни слуху, ни духу.

- Неужели не выпустили?

- Человек, продающий свою страну и народ, никому не нужен. В конце концов, все мы в этом мире гости, когда-нибудь умрем. Об этом не нужно забывать в трудную минуту. Лет пять-шесть назад по телевизору сообщили, что армяне хотели обменять его, привезли на границу, а потом вернули обратно. Будто бы у него не оказалось какого-то органа, или части тела, отрезали. Якобы сочли, что наши его не примут.

- Молодой был?

- В то время было около 30… Я говорила об одном предателе, а теперь хочу рассказать о пятерых героях. В Ходжалы был Фаик. Прервал учебу в институте в Гяндже и приехал сражаться. Попал в плен. Армяне приказали поцеловать землю, и он поцеловал. Они потребовали сказать, что это армянская земля. Он сказал, что земля азербайджанская, и тут же его убили выстрелом в рот.

Мой одноклассник Руфат учился в Баку в педагогическом университете. Когда обстановка осложнилась, перевелся заочником и вернулся в Ходжалы. Сказал, что должен защищать мать. Был единственным сыном в семье. Пропал без вести. Бедная его мать растила его в одиночку, без отца…

- А мать его жива?

- Вскоре после этого она заболела раком. Ей ампутировали грудь, и она умерла. Материнское горе ее убило. Вырастила сына, а он пропал бесследно. Осталась в одиночестве. Хоть бы мертвого вернули, похоронили бы, было бы где пролить слезу на могиле. Есть у нас тетя Шухеда, трех сыновей вырастила. Один умер еще до войны, два других попали в плен. До сих пор о них ничего не известно. Она умерла несколько лет назад, надгробье установлено за счет государства – родных и близких не было.

- А вы встречали ее сыновей в плену?

- Да, при мне их избили и ранили… У нас была соседка, тетя Матан, вместе с тремя сыновьями попала в плен. Ее выпустили, забрав деньги и золото. Сколько ни упрашивала отпустить с ней и сыновей, не помогло. Закир, Эльяр, Эльшад – их судьба тоже неизвестна.

- Сколько же им было?

- Закиру лет 25-26, Эльяру максимум 23-24, а Эльшаду только 16-17. Парни были как на подбор, вежливые такие, воспитанные, бесстрашные, все трое воевали. Закир был женат, у него двое детей остались.

- А тетя Матан жива?

- Лет 6-7 как умерла. Не приведи бог никому выйти из плена, оставив дитя в руках врага. Какое сердце выдержит это?..

Дурдана вспоминает о своих допросах:

- У меня как связистки все пытались что-то выведать, мол, связистка много должна знать. Много выпытывали о покойном Элифе Гаджиеве, об Эльмане Мамедове. Я сказала, что не знаю, кто такие. Элиф был истинный герой. Собирал ребят, чисто говорящих по-армянски, готовил разведчиков, отправлялся с ними в армянские села…

Дурдане рассказывает, как ее избивали, а когда она упала, прижимали сапогом голову к земле, как сжимали ей язык плоскогубцами: «Я молчала и надеялась, что не выдержу и умру, и все это закончится. И потом, чем я лучше папы, мамы, или тех, кого убили в лесу…»

Моя собеседница возвращается к своему повествованию, когда армяне посадили ее с братом и еще трех азербайджанских женщин в «УАЗ», чтобы, как они сказали, везти обменивать:

- У кладбища в агдамском селе Гарагачи мы вышли. Там похоронен мой отец. Ежегодно мама везла нас туда на папину могилу. Будучи подростком, я даже завела дневник, в котором писала только о папе. Теперь же, только ступив на землю, в которой спит отец, я подумала: «О Аллах, прости меня за то, что я столько плакала, когда ты забрал папу. Как хорошо, что ты забрал его вовремя! Какое счастье, что в эту минуту, возвращаясь в таком состоянии из армянского плена, я знаю, что он не ждет меня! Хвала тебе, о Аллах!» И все-таки скорее машинально, по привычке оглядываюсь вокруг, нет ли поблизости отца…

- А Каро где был?

- Рядом. До последнего он оставался возле нас. Каро и Владик приехали с нами на том же «УАЗе». На посту к нам присоединились еще человек 15 армянских солдат. В общем, мы пошли – впереди Владик, за ним Каро, следом несколько военных, а еще несколько не сводили с нас глаз. Нас, пленных, за руки провели через окопы и остановили здесь. Далеко впереди стороны сошлись и несколько минут о чем-то говорили. Наконец…Владик обернулся и дал команду. Нас повели обратно и втолкнули в тот же «УАЗ». Мы ехали по той же разбитой артобстрелами дороге назад…

Продолжение следует.

Вюсаля Мамедова

# 16402
avatar

Vesti.az

# ДРУГИЕ НОВОСТИ РАЗДЕЛА
#