«На днях увидела в Facebook фотографии армянских героев, среди них был Каро, тот самый, который мучил меня  в Аскеране» - ФОТО

«На днях увидела в Facebook фотографии армянских героев, среди них был Каро, тот самый, который мучил меня  в Аскеране» - ФОТО
3 июля 2014
# 14:55

Эта трагическая история, произошедшая с жительницей Ходжалы, уже была опубликована на азербайджанском языке на сайте lent.az. Vesti.Az решило опубликовать трагедию тогда еще 20-летней девушки на русском языке не только с целью довести всю правду о зверствах "мирных" армян в отношении беззащитной азербайджанки. Мы преследовали и другую цель: быть может наши современные режиссеры, в большинстве своем снимающие бездарные сериалы, которые вынуждают все больше азербайджанцев подключаться к кабельному телевидению, заинтересуются этой историей. Ведь это практически готовый сценарий для фильма.

В Азербайджане немало состоятельных людей, которые могли бы спонсировать  съемки подобного фильма, причем, даже при необходимости с участием голливудских актеров.

И в случае, если все же такой фильм будет снят, участие его в международных кинофестивалях раскроет глаза мировой общественности на армянский фашизм. Ведь это не выдуманная «геноцидальная история», а история жизни реального человека, которая живет в Баку.

Воспоминания о лагере военнопленных 22 года спустя

На днях я получила письмо по Facebook – меня приглашала на встречу некто Дурдана Агаева. 22 года назад она жила в Ходжалы – том самом Ходжалы, и ей, 20-летней тогда девушке выпало 8 дней провести в армянском плену.

Дурдана, которая живет в бакинском поселке Бузовна, встретила меня радушно. Но, узнав, что скоро подойдет наш фотограф, сказала: «Пусть снимает и тут же уходит, при нем я не могу рассказать всего. Говорить будем вдвоем».

С этими словами она достала из шкафа какую-то тетрадь:

- Здесь я записываю в бессонные ночи все, о чем не решаюсь говорить вслух. Не имею права скрывать. Я живой вышла из армянского плена. Может быть, кто-то обвинит меня за то, что я скажу обо всем откровенно, но если я промолчу, то происшедшее со мной может произойти и с моими детьми. То, что испытала я, миновало тех, кто бежали из Ходжалы через лес и сумели спастись. Они видели войну, но не видели армян. Неправы те, кто не рассказывает о происшедшем в полной мере. Наши дети должны знать все, должны знать, кто их враг. Это важно, чтобы победить врага.

Когда наш фотограф Фахри отснял все и ушел, она тщательно заперла двери изнутри.

***

Дурдана родилась в 1972 году в Ходжалы. В 13 лет она потеряла отца, а в 1990 году, когда ей было 18, умер дед, помогавший семье. Теперь все бремя семьи, где наряду с Дурданой было три ее брата, легло на плечи матери, которая выращивала овощи и на вырученные от продажи деньги содержала детей. По окончании школы Дурдана стала работать в швейном цеху, а спустя полгода связистом на почте. Здесь работа была сменная, и она имела достаточно времени для помощи матери по хозяйству.

- Я горжусь тем, что когда началась война, и  Ходжалы был блокирован, когда мой брат воевал в окопах, я воевала в кабине связиста. Мы воевали всей семьей. Мама готовила еду для бойцов отряда Адиля Гулиева, вдобавок стирала для них форму, и это в то время, когда из-за блокады магазины были пустые, стиральный порошок достать было невозможно.

Дурдана рассказывает, что последние месяцы все необходимое для жизни доставлялось вертолетами, причем нередко пилоты не рисковали садиться из-за обстрелов с армянской стороны, а прямо с воздуха сбрасывали мешки с хлебом и провизией.

- В тот вечер мы сидели дома – я, мама, бабушка и два младших брата, старший находился на посту, - Дурдана переходит к рассказу о трагических событиях. – Когда началась стрельба, наш сосед дядя Теюб тут же позвал нас к себе в подвал. Стрельба бывала каждый вечер, и мы уже привыкли, но в этот раз была особенно сильной, дома содрогались. Где-то в половине одиннадцатого соседка тетя Шаргия с дочерью Ирадой сказали, что вроде успокоилось, пошли домой. Но оказалось, что это армяне пошли на тактическую хитрость, чтобы успокоить людей. Они внезапно начали наступление, чтобы захватить аэродром. Дверь открылась, и показался перепуганный сосед  дядя Абдулла, чья семья тоже была с нами: «Чего вы тут собрались? Люди лесом уходят!..»

Когда мы вышли из подвала, все кругом было окрашено в кроваво-красный цвет – это были красные трассирующие очереди. Было страшно. Мы ползком направились в сторону леса.

- А из дома не взяли деньги, ценности?

- Нет, ничего. Бабушка везде носила с собой мешочек с деньгами на шее. И у меня с собой была сумка с паспортом, золотыми часами – подарок бабушки по матери, золотыми серьгами и золотой цепочкой, и где-то 2 тысячи рублей, зарплату из-за блокады тратить было некуда, и я копила ее. Ползя через лес, я совала в сумку найденные патроны, - если выйдем к своим, быть не с пустыми руками… Где было можно, двигались перебежками, а если стрельба была плотная, тогда ползли по снегу. В этот момент пуля попала мне в лодыжку. Теперь бежать я не могла, ползти тоже стало труднее. Дальше – не помню. Когда очнулась, вокруг кровь, на кустах и на деревьях окровавленные обрывки одежды – видно, люди на бегу срывали с себя, чтобы легче было бежать… Кругом трупы детей, мужчин – видимо-невидимо…

- Это была ночь, или уже утро?

- Я потеряла сознание ночью, а очнулась уже утром. Мы доползли до места, откуда до агдамского села Шелли оставалось минут десять пешего хода. Я оглянулась – сзади шел наш Валех, односельчанин, с женой Саадет. Они недавно поженились, Саадет была беременна. У меня на глазах пуля вошла ей прямо в живот, потом еще несколько пуль в разные места. Под этой стрельбой Валех, ударяя руками себя по голове, вопил «Саадет! Саадет!!!», как безумный… Саадет была на год младше меня, 19 лет, а Валех года на три старше. Я подползла ближе и сказала: «Валех, не бойся, она выздоровеет», но он не слышал и только повторял «Саадет убили, нет больше Саадет!», - и в отчаянии бил себя по голове…

Я стала вглядываться в разные стороны, но моих нигде не было – ни мамы, ни братьев, ни бабушки. Пули сыпались дождем. Я отползла в сторону, в рытвину, которую вскопали своими телами бежавшие, ползком искавшие спасения от верной смерти. Я стала оглядываться кругом, и в этот момент заметила впереди, в небольшой ямке брата – весь в крови, лицо вымазано грязью, прислонился к склону. Пуля попала ему в правый бок.

- А Валех?

- Бедняга был уже неспособен охранять тело жены, приполз следом за мной в ту же рытвину. Еще был один Гамбой, переселенец из Ханкенди, полз к нам с 5-летним сыном. Мы расположились в этой рытвине в ряд: мой брат, я, Валех, а дальше Гамбой с сыном. Внезапно послышался голос: «Вставайте!» Я шепнула брату: «Эльшад, нас захватят». Тот же голос повторил: «Вставайте и сдавайтесь. Не бойтесь, мы не убьем вас». После короткого спора мы все же поднялись из рытвины руки за голову – как сдаются в плен везде и во все времена. Нас вели километра три-четыре.

- Ранеными?

- Ранены были мы с Эльшадом, а Валех и Гамбой не пострадали.

- А тот пятилетний ребенок?

- Его нес отец. Теперь этому мальчику лет где-то 28.

- И куда вас отвели?

- В Аскеран. Как мы прошли тот путь, непонятно. Человеку свойственно цепляться за жизнь до последнего. Мы брели, а армяне подталкивали, били нас прикладами автоматов, ругали отборным матом, даже вспоминать стыдно. Что я перенесла, слыша эти слова в присутствии брата и двух посторонних мужчин!..

Моего брата пнули сзади так, что он упал в грязь и не мог подняться. Кругом грязь, снег по колено, мы руками вытаскивали ноги из грязи, чтобы идти дальше. Моего брата несколько раз ударили ногой в поясницу, так что его белая куртка была испачкана наполовину в крови, наполовину в грязи. Один сказал мне: «Ты будешь лично моей невольницей». Они все были довольно молодые, лет 25 или около того. Наконец, мы достигли Аскерана…

Оказалось, что перенесенное в пути были цветочки. На нас накинулись армянские женщины, которые, будь их воля, разорвали бы нас на кусочки. В этот момент я как будто ясно увидела перед собой смерть. Аскеранские армяне особенно ненавидели нас. Из Ходжалы много народу попало в плен, но того, что вынесли мы, они не испытали. Например, некоторых отвели в армянские села, там отбирали деньги и золотые украшения, а потом отпускали. Мы же попали в самую настоящую преисподнюю. Сколько лет уже прошло, а я помню все, каждую секунду.

На днях увидела в Facebook фотографии армянских национальных героев, среди них был Каро, тот самый в Аскеране, самый лютый. Как увидела, как будто меня током ударило, я словно бы вернулась в те дни. То, что вытворял Каро, трудно описать словами. Но об этом потом, а пока нас вырвали из рук тех женщин и доставили в полицейский КПЗ. Когда мы спустились по лестнице в подвал, оказалось, что он набит битком, там было человек 50 одних женщин. Нас допросили и внесли в список. Регистрационная комната была хорошо натоплена. У меня отобрали сумку, один из армян стал шарить в ней и, найдя патроны, взревел: «А-а, сука, ты в нас стреляла!» - и так швырнул эти патроны в меня, что боль была острее, чем когда я получила пулевое ранение. Потом нас повели по коридору и втолкнули в какую-то железную дверь.

- А ваш брат?

- Женщин и мужчин содержали раздельно. Я оказалась в женской камере, это было узкое, темное, сырое помещение. Вверху было окошко без стекла, откуда ветром заносило дождь и снег. Мы сидели вповалку на бетонном полу. В этой камере прошли наши черные дни. Потом, там же были армянские женщины, которых раньше содержали наши мужчины. Теперь они якобы попали в плен.

- Как же они оказались в Ходжалы?

- Они сменили документы, якобы азербайджанки. В тюрьме им давали матрацы, кормили, а наши малые дети плакали от голода.

- А раненым не оказывали помощь?

- Никакой помощи. В Ходжалы был продавец книжного магазина по имени Вагиф, его принесли и бросили в женскую камеру. Он был как полумертвый. Армяне сказали, что ему все равно не жить, лучше обменяем на кого-то из своих. На нем живого места не было – я думаю, что рядом произошел взрыв. Женщины собрались вокруг, хотели как-то помочь. Я оказалась в ногах и заметила, что кровообращения в ногах нет, замерзают. Я прижала его ноги к груди, а большие пальцы взяла в рот и стала дуть, чтобы как-то согреть. Он стонал: «Сожми пальцы…»

- В камере вашей матери или бабушки не было?

- Нет. Одна наша односельчанка сказала мне, что видела, как мою маму убило пулей. О судьбе же бабушки и двух младших братьев мне ничего не известно. За стеной наших мужчин били так, что их вопли разносились далеко окрест, отдаваясь в мозгу. Это было страшно. Где-то в полдень дверь отворилась, внесли  ведро с отвратительной водой, всем по полстакана воды. Когда стемнело, дверь опять отворилась… Теперь дверь открывалась каждые полчаса, и каждый раз уводили или приводили двух-трех женщин. Уводили относительно молодых. Входили с фонарем, хватали за волосы и поднимали лицом кверху. Увидев, что молодая, уводили.

На фоне воплей истязаемых в соседней камере уводы женщин в неизвестность еще более усугубили атмосферу страха и безнадежности, царившую в камере. Женщины всячески старались не быть уведенными. Все знали, почему уводят, но не знали, куда. Истязаемые за стеной мужчины кричали, словно протестуя и против собственных физических мук, и против бесчестия женщин по соседству.

Продолжение следует.

Вюсаля Мамедова

# 17992
# ДРУГИЕ НОВОСТИ РАЗДЕЛА
#