Как молоды мы были: «В первом классе мы просили помощи у Хрущева»

<font color=red>Как молоды мы были: </font>«В первом классе мы просили помощи у Хрущева»
19 марта 2010
# 13:00
Редакция Vesti.Az продолжает вести рубрику «Как молоды мы были», в рамках которой сделан экскурс в раннюю молодость известных нам людей.

Гостями рубрики становятся писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены. Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем, уважаем и любим. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью, вы узнаете от этих людей.

Сегодня в гостях у рубрики популярный в Азербайджане оппозиционер, председатель Демократической партии Азербайджана Сардар Джалалоглу.


- Мое детство пришлось на послевоенные годы. Я родился в 1954 году в селе Джахри нынешнего Бабекского района Нахчыванской АР. Следы недавней Второй мировой войны сильно сказывались в нашей жизни: многие мужчины в нашем селе были инвалидами войны, и мой отец вернулся с фронта с перебитой рукой. Большинство женщин овдовели. Люди носили военные кители, пользовались военными вещами, и наши детские игры носили всецело военный характер. В раннем детстве я не видел электричества, в качестве транспорта пользовались телегами, запряженными лошадьми или ослами. В 60-е годы в нашем селе появился грузовик. Одним словом, примерно до 7-летнего возраста моя жизнь прошла почти в средневековье.

В тот период автономная республика была строго изолирована от внешнего мира, въезд и выезд из республики был закрыт, и даже местные жители для возвращения домой из какой-нибудь поездки должны были предъявлять специальную справку. Поэтому иногородних мы практически не встречали. Только в 68-м я встретил одного жителя Гёкчая и узнал, что обитатели других мест такие же люди, так же смеются, так же говорят, едят, как и мы. Иными словами, весь мир для нас ограничивался территорией автономной республики. Кроме того, автономная республика тогда была самым отсталым регионом Азербайджана. Нам было намного легче поддерживать отношения с Арменией, чем с Баку. На территории соседней Армении были наши летовки, куда армянам доступ был закрыт.

- И как, конфликтов не было?

- Нет, поскольку эти летовки принадлежали нам с незапамятных времен, такое положение было общепринятым, и армяне это знали.

- А бывали ли у вас драки с армянскими детьми?

- Когда я учился во втором, не то в третьем классе, врач посоветовал матери свежий горный воздух, и мы поехали в село Гюлистан, на границе с Арменией. Жители этого села шли на работу в деревню Алмалы Азизбековского района Армении, и я присоединялся к ним. Я видел, что отношения между взрослыми были очень дружеские, а между детьми возникали небольшие стычки – конечно, не на межнациональной почве. Такие стычки бывали и в нашей деревне между детьми отдельных кварталов. В таких драках сходились по 30-40 человек из каждого квартала.

- А вы участвовали?

- Нет, тогда я был еще мал и только «болел». Таким образом, никаких особых трений у нас с армянами тогда не было. В нашей деревне трудно было найти семью, которая не дружила бы с армянами, многие брали детям в кумовья армян. Потом появились переселенцы-армяне из Сирии и Турции, которые яро ненавидели нас.

- Самое тяжелое воспоминание детства.

- У одних соседей после трех дочерей родился сын, причем в тот же день, что и я. Этого мальчика очень любили и ласкали. Мы с ним близко дружили, вместе играли и гуляли. Как-то мы играли на улице; мне было 6 лет. Внезапно из-за поворота выехал на своем грузовике водитель, которого звали «Гагарин Ариф», и направил машину прямо на нас, причем на высокой по тем временам скорости. Мы все разбежались, а тот мальчик непонятно каким образом бросился прямо на машину. Мы услышали вопль. Сбитого мальчика отвезли в больницу, но он умер. После этого ласковое отношение ко мне его родителей сменилось ненавистью, поскольку мой вид напоминал им о трагической гибели их сына. Они даже требовали от моих родителей убрать меня с их глаз подальше. Наконец, отцу пришлось отдать меня в интернат в Ордубаде, где я прожил и проучился 8 лет. Затем 2 года учился в Баку, во 2-й школе с уклоном.

- Как проходила жизнь в интернате?

- Там существовал почти казарменный режим. Именно в этот период я усвоил дисциплину, полученное там воспитание стало основой моей нынешней систематической и строгой деятельности.

- А какое самое приятное воспоминание детства?

- Особенно приятного ничего не помню. Родители дарили нам конфеты, кишмиш или другое лакомство, когда хотели стимулировать на что-то. Однажды мы с шли по дороге и увидел соседа срывающим абрикосы. На наше приветствие он сказал, чтобы мы отдали ему наши головные уборы, и он наполнит их абрикосами. Мой брат отдал ему кепку военного образца, и сосед вернул ее наполненной абрикосами. Тогда я побежал домой и попросил у матери ведро. На ее вопрос ответил, что хочу надеть ее на голову и поздороваться с соседом… А в связи с интернатской жизнью никаких особых воспоминаний нет.

- Каково было материальное положение вашей семьи?

- Отец был учителем, мать домохозяйкой. Зарплаты отца на жизнь хватало, но нас в семье было 10 детей, 5 братьев и 5 сестер, я четвертый. Так что материальное положение наше было ниже среднего.

- Первую свою любовь, конечно же, вы помните…

- В первое время учебы в интернате, где-то в 10-летнем возрасте я влюбился в одноклассницу. Дело было в мае, до начала каникул оставалось совсем немного, и я решил отложить объяснение в нежных чувствах до сентября. Но в сентябре выяснилось, что ее семья переселилась в другое место, забрав дочь из интерната. Мои страдания продлились месяцев 5-6, а потом все позабылось.

- А потом вы встречались?

- Спустя лет 10, когда я учился в мединституте на старших курсах, как-то на улице я заметил девушку, лицо которой отчего-то казалось знакомым. Я даже обернулся, и в этот момент вспомнил, что это она. Девушка тоже смотрела на меня.

- И что вы почувствовали?

- Минутное волнение, но быстро прошло. Как-никак прошло столько лет, детство осталось далеко позади.

- Как вы женились – сами выбрали, или родители, по обычаю?

- Сам выбрал. Мне было 25 лет, работал врачом, и она была одной из моих пациенток. Так мы и познакомились, а потом поженились.

- Вы одна из заметных фигур на политической арене. Каковы были ваши представления о политике в детстве? Предполагали ли, что станете политиком?

- У меня сохранились два воспоминания детства политического характера. Первое связано с интернатом, где я был в первом классе. Учителя иногда нас донимали, и однажды мы сговорились написать письмо Хрущеву, чтобы он наказал наших мучителей. Но что такое письмо, мы толком не знали. Раздобыли кусок картона, на котором написали: товарищ Хрущев, нас мучают. И ниже в качестве подписи: ученики первого класса. Потом эту картонку бросили в почтовый ящик. Наутро наше письмо оказалось у директора, который собрал всю школу, вывел из строя первый класс и раздраженно заявил, что, мол, эти сопливые пацаны, видите ли, на меня Хрущеву будут жаловаться. После чего дал указание оставить нас в тот день без обеда. Возможности покупать еду со стороны у нас не было, а ужин был скудным, так что поддерживал нас в основном обед. В результате у многих из нас заболели животы. Наконец, кто-то принес там немного хлеба, с которым мы и дотянули.

Второй случай произошел, когда я учился в 6-м или 7-м классе. Хрущева сняли, и нам сказали зачеркнуть его фотографии в книгах. Я заупрямился: «Почему в книге сначала печатают фотографии Хрущева, а потом требуют зачеркивать?» Отцу передали, что я веду разговоры против государства, и тот долго отчитывал меня.

- А как вы среагировали бы, если бы в то время вам сказали, что вы войдете в политику, будете председателем партии?

- Мой одноклассник, теперь живущий в Сумгайыте, рассказывает, что еще в годы интернатской учебы я говорил ребятам, что создам партию, а они вступят в ее ряды. Но вообще-то я мечтал стать врачом, и эта мечта была связана с болезнью матери. В итоге я пошел по медицинской стезе.

- Не странно ли, что в период всевластия компартии малое дитя мечтает создать свою партию?
- Дело в том, что в то время к нам пришел учитель литературы по имени Мехти. Позже мы узнали, что он учился вместе с ныне покойным Эльчибеем. С первых же дней он стал прививать нам национальную гордость. Очень часто подходил к окну класса, которое было обращено в сторону Ирана, и говорил о том, что это все наши земли, которые были у нас отобраны. В результате уже в 4-м классе мы были убежденными патриотами, знали о том, что наши земли оккупированы, страна расколота. Заучивали наизусть патриотические стихотворения Шахрияра, других азербайджанских поэтов. В 1964 году я впервые услышал об Абульфаз бее. По уровню политической подкованности мы уже превосходили наших родителей, а однажды во время военного парада прогуляли занятия, и нас едва не выгнали из школы…

- Кто был вашим идеалом?

- Я вообще много читал художественную литературу, подолгу оставался под впечатлением от каждой прочитанной книги. Так, одно время я долго находился под влиянием образа Артура из «Овода».

- Значит, постоянного идеала у вас не было.

- Да. Так было в детстве и юности. Теперь же у меня есть конкретная цель: хочу быть политиком, который сочетал бы гибкость Черчилля и нравственные принципы Махатмы Ганди.

- Часто ли вас в детстве били родители?

- Угроза матери «вот придет ваш отец, тогда посмотрим» действовала на нас безотказно. Только однажды отец стукнул меня указкой по локтю за лень. Мать же один раз сильно побила меня. В Гюлистане я погнал ягнят на пастбище и заснул там, и ягнята остались голодными. Мама побила меня, а потом вытащила из-за пазухи огурцов и дала мне, чтобы как-то утешить.

- Вы человек довольно эмоциональный, и наверное, в молодости были вспыльчивы. Не верится, что вы ни разу не затеяли драку.

- Нет, напротив, я был довольно спокойным. Словесные споры бывали, но в рукопашную ни разу не вступал.

- Вы мечтали стать врачом и стали им. А что конкретно повлекло вас в политику?

- В студенческие годы мы время от времени слушали патриотические беседы Бахтияра Вахабзаде, Худу Мамедова. Зия Буниатов и другие приходили в наше общежитие и вели беседы на политические темы. Я принимал участие во всех политических собраниях, испытывал тягу к этому. Потом мы создали нелегальное общество в Нахчыване, где занимались самодеятельностью, не обязательно политического характера. На меня была возложена народная медицина, и я обходил село за селом, собрав более 1000 рецептов традиционного лечения, а потом опубликовал их в виде книги. Кроме того, мы строили мечети, восстанавливали исторические памятники. Я на свои средства отреставрировал памятник Бехрузу Кенгерли.

Потом поехал в Москву, познакомился там с газетами антисоветского содержания и привез их экземпляры в Баку. Затем мы ознакомились с прибалтийскими народными фронтами. Наконец, в 1988 году создали Народный фронт Нахчывана, а спустя 8 месяцев был создан Народный фронт Азербайджана. Вскоре мы объединились с НФА, но в дальнейшем из-за разногласий я покинул его и создал Демократическую партию.

Самым колоритным периодом моей политической карьеры являются 8 дней после провозглашения нами независимости Нахчывана, в течение которых республика была независимым государством. Мы поставили перед Верховным меджлисом вопрос об учиненных армянами в Нахчыване массовых убийствах, и после долгих дискуссий добились провозглашения Верховным меджлисом независимости Нахчыванской АССР, по местному телевидению на 8 языках огласили декларацию независимости. Во главе делегации независимого Нахчывана я побывал в Иране. Через 8 дней в автономную республику вступили советские войска, и наш флаг спустили. Так Нахчыван стал первой республикой, отделившейся от СССР. Таково было начало моей политической деятельности.

- Где вы видите себя в политике?

- При правительстве Народного фронта я отказался от предложений постов министра, заместителя министра, посла. То есть меня никогда не привлекала работа в исполнительных органах, я вижу себя больше в идеологическом и политическом руководстве – в парламенте, внешнеполитическом ведомстве.


Турал Талехоглу
# 771
# ДРУГИЕ НОВОСТИ РАЗДЕЛА
#