«My special opinion as a reporter», и… немного марокканского чая... - ИНТЕРВЬЮ

Если чайную ложечку чая всыпать в стакан, добавить веточку мяты, цедру апельсина, кусочек лайма и залить все это кипятком, то через 5-7 минут вы можете наслаждаться прекрасным марокканским напитком, постигая древнюю философию Королевства, которая заключается в умении радоваться жизни и ценить то, что она тебе дает.

Знатоки рекомендуют вкушать марокканский чай в компании близких по духу людей за приятной беседой, которая только усилит вкусовые рецепторы и направит разговор в нужное русло. Оценить течение данного русла мы и предлагаем читателям Vesti.az.

А сами под волшебный королевский напиток, выбиваясь периодически из состояния «дзен», отправляемся беседовать с бывшим коллегой, драматургом и режиссером Аждаром Улдуз (Гаджиев-ред.) о современной журналистике, утерянном балете, ностальгии по Москве, новых постановках и необычном театре.  

«Журналистика – это нечестная сделка»  

В конце 90-х – начале 2000-х, на заре становления азербайджанской независимой журналистики и таких ее безумно интересных читателю составляющих, как «желтая пресса», «новости шоу-бизнеса», «светская хроника» и т.д., прибывший из Турции, никому в Баку доселе неизвестный Джокер буквально  взорвал местные СМИ своими едкими репортажами и интервью с бомондных  собраний и гиблых ночных заведений.  А потом так же неожиданно исчез со «звездного» небосклона…

- Я больше не журналист.

- То есть, Джокер исчез навсегда? 

- Как постоянный пишущий автор я вышел из журналистики в 2006-м году с отъездом в Казахстан и больше в нее не возвращался. К тому же, журналистика требует регулярности, а я не могу позволить себе роскошь заниматься информированием читателя.  

- Роскошь, которую ты так долго себе позволял? К тому же читатель, думаю, был бы только «за» …

- Свято место пусто не бывает, а если оно до сих пор пусто, то оно, наверное, «не свято». Прости, но журналистика – это профессия, а профессия должна приносить доход. Не спрашиваю, как сейчас, но в мою бытность репортером, я был одним из самых высокооплачиваемых журналистов. Причем официально. Тем не менее, я не мог себе позволить каких-то обыкновенных вещей. Приведу пусть не самую приятную аналогию: если куртизанка может ездить на отдых чаще, чем я могу вывозить на отдых своих детей, значит, я чем-то не тем занимаюсь.  

К тому же журналистика требует всего твоего времени. А это очень нечестная сделка. Потому что деньги – это возвратная единица, а время твоей жизни невозвратно. Мы меняем невозвратный ресурс времени своей жизни на возвратный ресурс – деньги. Сегодняшнее совмещение технического и творческого позволяет мне хоть как-то совершать приемлемые сделки. Мне кажется, что у нас в стране это место до сих пор недостаточно свято.

- Ну насчет святости ты прав. И дело не только в оплате, но и в оценке журналистского труда теми, для кого мы, собственно, и стараемся.

- Медиа – это зеркало общества, и я всегда говорю: если до вас доносят искаженную информацию, то посмотрите на себя. Значит вам нужно именно такое зеркало. А у нас общество очень не любит критику, равно как и золотую середину. Самокритика отсутствует полностью: либо самобичевание, либо самовосхваление. Две крайности и находиться где-то между ними медиа очень непросто.  Люди, которые привыкли работать на конструктивные понятия, начинают понимать свою невостребованность в данных реалиях.

При этом, многие наши бывшие коллеги прекрасно находят себя в других профессиях… И я знаю очень много тех, кто были прекрасными журналистами и стали востребованы в смежных профессиях. Это очень здорово, так как показывает, что они были квалифицированными специалистами.  Журналистика, прежде всего учит учиться, так как критика является инструментом самообучения. Уметь профессионально критиковать невозможно, если ты не самокритичен и не можешь аналитически относиться к самому себе. А если ты всем этим обладаешь, то значит ты умеешь учиться.   

Я, к примеру, начал работать переводчиком, параллельно получил профессию в технической сфере и, собственно, в этой стезе я себя нашел и совершенно счастлив. В новой профессии я состоялся, причем проходил обучение в рамках британской системы.  

- Ты говоришь, что ушел из журналистики окончательно с отъездом в Казахстан. Но насколько помню, ты там тоже что-то писал?

 – То, что я делал, было больше похоже на блогерство, но блогер - все же регулярное понятие, а я открыл свой сайт и время от времени туда писал. Что-то вроде английского «my special opinion as a reporter» - «мое особое мнение». Говорить там  я начал обо всем на свете, что меня трогало тогда, просто писал на разные темы, но это было уже не для СМИ и как журналист я больше нигде не выступал.

Творчество должно монетизироваться

- Для меня странно, что ты называешь себя технарем. Насколько знаю, у тебя было и остается много творческих проектов? 

- Что касается творчества, то я подхожу к нему профессионально: если я, как драматург, ставил спектакль и как режиссер, ставил к нему свет в Москве, в Турции или в Казахстане, то мне за это платили. Если твое творчество монетизируется, значит оно кому-то нужно и для меня это показатель.  

- Ну давай так, если мы о шоу-бизнесе, то - Ok.  Но монетизация академической культуры, столь непопулярной сегодня, невозможна без вливаний. Ты согласен? 

- В принципе да. Ты должен войти в обойму каких-либо финансово обеспеченных структур, а к сожалению, их меньше, чем хотелось бы. Поэтому свое творчество драматурга я совмещаю с технической деятельностью и на это моего временного ресурса хватает. 

Я попробовал себя в драматургии в начале нулевых, когда написал либретто и выступил автором этой идеи к балету «Раст» на музыку Ниязи. На премьере Полад Бюльбюль мне сказал: «Все, Джокер, можешь умирать. Потому что до тебя самым молодым «либреттистом» Востока был Узеир Гаджибеков. Так что ты попал в Энциклопедию».   

-Получается, что драматургический эксперимент удался?

- Как видишь. Причем на уровне репертуарного спектакля в Государственном театре оперы и балета. Потом был Казахстан. В Казахстане была постановка-адаптация комедии «Свекровь», которая у нас известна как «Гайнана». Адаптация, сделанная азербайджанскими драматургами-сценаристами для «Азербайджанфильма» - прекрасная культовая вещь. Я ее адаптировал под казахстанские реалии ХХI века с использованием музыки Эльдара Мансурова. Естественно, с позволения автора, и поставил это в Казахстане.  

Примерно тогда же вышел мой роман «Сейд. Джихад крещенного убийцы». Меня тогда очень волновала тема конфликта религий.  Роман был отправлен в «Русский литературный Клуб», рукопись рекомендовали отправить на семинар романистов, который проходил в Крыму. Харьковские литераторы Ладыженский и Громов рекомендации мой роман к изданию и сразу же в московском издании «Снежный ком» его взяли.  

И в 2012-м году «Сейд. Джихад крещенного убийцы» была на полках Дома книги в Москве на Тверской улице.  

— Это же круто! Небось «звездил»? 

-Гордился. На него писали отзывы в российских журналах, я стал членом Союза писателей России Московской городской организации, получил медаль Чехова за «вклад в русскую словесность». Получил «Золотое перо» с рассказом "Пандоркина Коробейка - Гурьевская история". Но собственно, "Сейд" открыл мне дорогу в Москву.

Я проработал там в театре какое-то время, у меня были две антрепризные постановки. Первая по пьесе ныне покойного Саши Гриценко, который доверил мне адаптацию своей пьесы «Носители» о ВИЧ-инфицированных студентах-литераторах. Тема была тяжелая и я сделал из нее что-то вроде фарса. Спектакль шел в Центральном доме искусства на Кузнецком мосту. Вторая по пьесе Андрея Куличика «Осторожно, женщины». Как режиссер я ставил ее уже на сцене школы-театра "Фламенкерия".  

Книга продавалась. К сожалению, с издателем, после того как случились известные события на Майдане, после революции Достоинств в Киеве, мы расстались.

- Насколько для тебя было принципиально высказывать свою позицию по теме происходящего между Россией и Украиной, с учетом, что в Москве у тебя все складывалось более чем хорошо? 

- Мне кажется, что любой гражданин Азербайджана не может быть сторонником отторжения чужой территории и я, естественно, не поддержал ни аннексию Крыма, ни все, что происходило в дальнейшем. Я вышел из Союза писателей РФ и вернулся в Казахстан, потому что уже в 14-м году понимал к чему все идет.   

- Скучаешь по Москве? 

- Я очень люблю Москву. Для меня, как для человека, который там жил и занимался театром, литературой, работал в Продюсерском центре Союза писателей России, Москва – это когда ты выходишь вечером с работы, берешь свой сэндвич и кофе, садишься на Патриках напротив памятника Крылову, на катке люди катаются. Ты встаешь, идешь домой, по дороге проверяешь, где какой спектаклю дают сегодня знакомые ребята, приятели… И сегодня ты можешь пойти в Дом кино, а завтра в Дом журналистов. И каждый вечер у тебя общение с людьми, каждый вечер кипит какая-то творческая жизнь.  

Поскольку там осталось много дружеских мне людей, очень хороших, я разделяю эти понятия - Россия и  Кремль. Для меня они не равнозначные.      

- А почему ты выбрал для отъезда из Москвы именно Казахстан?

- Атырау – это вообще такое удивительное место на Западе Казахстана, где появляется много времени и пространства, чтобы ты мог себе позволить рефлексировать. Там можно масштабировать от «здесь» и «сейчас» до «вперед, в будущее». И это масштабирование, если ты как романист работаешь над крупными формами очень важно.  

В Казахстане я очень серьезно увлекся изучением истории номадической западно-казахской культуры, которая довольно специфическая и начал учить казахский. Позже вышел большой роман, написанный с поэтом-переводчиком Бекетом Карашиным «Казнь Махамбета». Это историческая проза с элементами мистики. Роман был издан в Казахстане.  А потом было возвращение с семьей в Баку в связи с работой…
 

Имею ли я право, или тварь дрожащая?
 

- Тебе же сразу предложили в Баку сотрудничество с Государственным театром оперы и балета?

- Да, меня пригласил Акиф Меликов с очень интересным предложением: был задуман балет «Джавад Хан» на музыку композитора Сардара Фараджева. Совместно с хореографом, народной артисткой Азербайджана Камиллой Гусейновой мы создали что-то вроде балетного блокбастера. Получилось довольно интересно. Спектакль стал делать кассы, а это значит, что постановка «зашла». А успешный результат дает некий кредит уверенности в себе. Драматурги вообще очень сомневающиеся в люди, ты все время думаешь: имею ли я право? Или, тварь дрожащая?   

И поэтому я уже сам замахнулся на Шуберта и предложил Акифу Меликову поставить двухактный балет «Великий сказочник» по сказкам Андерсона. А вот это была серьезная заявка, потому что на Шуберта балет никто не делал. А тут мы делаем мало того, что детский, так еще и 2-актный балет. А балет – это язык условностей и когда дети читают все сюжеты, все сказки, узнают персонажей, то это здорово.   

После поступило предложение со стороны театра поработать над балетом «Насими», а вот тут было очень сложно. Дело в том, что этот балет на музыку Фикрета Амирова, как психологическая трагедия был поставлен при жизни композитора и де-факто работа получилась не «смотрибельная». И это такой челлендж, при котором из неудавшейся тогда идеи, предлагают «здесь» и «сейчас» сделать то, на что придет зритель. А у тебя на руках «Насими» и мы с Камиллой Гусейновой понимаем, что хорошо делаем именно блокбастеры и нам хочется делать именно их. 

- Довольно коммерческий подход к академическому искусству…

- Да и еще раз да. Я хочу, чтобы то, что я делаю было востребовано. Поэтому мой кумир, наверное, больше Дюма, чем великие авторы, издающиеся малыми тиражами.  

И с «Насими» мы искали концепцию блокбастера и вспомнили, что суфии в свое время придумали мусульманское у-шу. И мало кто об этом знает, но визуализация идеи мирного противостояния через блокбастер – отлично. А к этому элементы немножко мистики, немножко магии, немножко доктора Стрэнджа … Мы показали балетным языком как невооруженный человек может остановить толпу вооруженных людей. Балет был включен в репертуар в 2019-м и это было настолько интересно, что спектакль заказали в Турции и мы поставили его там. 

В 2021-м году мы получили государственный заказ на реставрацию большого 2-актного проекта «Низами» на музыку Фикрета Амирова. Но мы полностью изменили музыкальную редакцию и очень волновались, как наша работа будет воспринята. Однако, когда на сдачу спектакля приехала семья Амировых, они были довольны.  

Мы пересмотрели саму концепцию балета "Низами" и вместо того, чтобы рассказывать о каких-то пафосных вещах, решили рассказать о том, как Низами писал «Пятерицу» («Хамсе»-ред.) и как это сказывалось на его жизни. К каждой поэме «Пятерицы» есть вступления и эти вступления мы переложили на язык балета. То есть, мы показали взросление поэта через его предисловие к каждой из своих поэм.  

После пандемии мы поставили "Qarabağ şikestesi" во Дворце имени Гейдара Алиева и это было очень круто. Некий эксперимент - патриотический балет без сюжета. Оратория Васифа Адыгезалова "Qarabağ şikestesi" сама по себе квинтэссенция эмоционального звукового прессинга. А совместно с Камиллой Гусейновой мы придумали интересный свет, который также работал на эмоции. 

Ну а после в театре Оперы и балеты сменилось руководство, которое приняло решение остановить работающее предприятие. Мне остается только развести руками… 

Экспириенс, провокации и что такое театр О2

- Завершилась твоя история с Государственным театром оперы и балета и что теперь? 

- Я не уверен, что она завершилась. Нас пока не запрашивают, но при этом параллельно я что-то делаю, пишу, хоть и в стол, но пишу.  

- Не скромничай, ты не только пишешь, но и ставишь. Что это за новый проект и театр «О2»?

- Касаемо театра «О2» – это было более чем странное и очень интересное знакомство. Нам рассказали, что есть такой театр, где на спектакле "бухают".  Выяснилось, что это инверсивное театральное действо под названием «Клуб анонимных алкоголиков». "О2" - современный театр, который ребята из Москвы принесли сюда.  

- А «Клуб анонимных алкоголиков» спектакль, на котором действительно пьют?

- На самом деле это спектакль, после которого человек не хочет пить. В конце идет посыл, после которого ты очень серьезно задумываешься, что такое алкоголь и какие беды ты можешь натворить. То есть, это очень серьезные переживания, очень серьезный экспириенс, который на меня произвел неизгладимое впечатление, да и на публику, которая туда приходит.   

- Но мне кажется, что в определенном возрасте люди уже понимают: где, сколько и с кем?..

- Очень нравится надпись над писсуаром в мужском туалете: «Не льсти себе, подойди поближе». Нам все время кажется, что мы крепко держимся за руль, но нам только кажется. Я был на этом спектакле с женой и после спектакля, в "курилке", познакомился с Искрой Тарант одной из основательниц «О2» и Леонидом Клецом, они единомышленники.  

После я отправил им свою пьесу «Четверть тона In Orient», и Леонид Клец взял ее в читку. Кстати, каждый четверг в театре проводятся открытые для публики режиссерские читки еще и для того, чтобы люди послушали пьесу, а потом идет ее обсуждение. Вот так мы и начали общаться.

- Но я знаю, что твоя пьеса «Остров везения» включена в репертуар «О2» ?

- Мы как-то Искрой Тарант поспорили, что я напишу для «О2» пьесу и через 3 месяца я прислал ей «Остров везения» пьесу, которую начинал писать когда-то в Москве, она про Москву и о людях театра и кино, об их ответственности за все, что сегодня происходит. Отсюда и название «Остров везения».  

Там всего три персонажа: Молодая звезда, Старая звезда театра и кино и Гастарбайтер. Тарант сказала: «Пьеса хорошая, но я ее ставить не буду. Ставь сам. У меня нет к Москве тех чувств, которые питаешь ты». Я поговорил с актерами. А в пьесе задействованы: прекрасный актер Евгений Максимов, ученик Юрия Соломина, Леонид Клец – это мэтр, актерище, человек, у которого такой бэкграунд за спиной в кино и театре, что многим остается только мечтать. Ну а Гастарбайтера у меня играет Михаил Фомичев. Это начинающий актер, без академического образования, но с внешними данными викинга. Все дело в том, «О2» открыли в Баку театральную студию, в которой обучают актерскому мастерству и Фомичев как раз один из учеников этой студии. 

«Остров везения» это фарс, сатира, комедия, трагедия – все. Кстати, 9 июня спектакль, всех приглашаю, но напоминаю, что количество мест в «О2» ограничено.

- Насколько я поняла, ты сейчас в тесном сотрудничестве с «О2». Есть новые задумки?

- Уже прошла закрытая презентация новой одноактной пьесы об истории немецких поселений в Азербайджане, которые образовались в результате сталинских репрессий, как там детей спасали азербайджанцы в Шамкирском районе.  

Также в работе еще одна пьеса-провокация «Сниму вашу жену голой». Не буду рассказывать о чем. Это моя личная борьба с тем, что у нас принято называть «менталитетом». Это некая провокация против лживого, ханжеского менталитета, который звучит иногда даже из уст весьма известных персон. Борьба с гендерными устоями… Планы такие.  

Плюс мы с театром «О2» планируем загородный летний детский лагерь. Неделю дети будут находиться с нами, кто постарше могут приезжать самостоятельно, младшие группы с родителями - море, отель, площадка. Все возможности для отдыха. Но, помимо этого, еще уроки актерского мастерства и в конце дети сдают своим родителям спектакль.   

- Как интересно! Может еще чаю?

- Давай!.. 

• В Баку пройдут дни украинского кинематографа
• Ушел из жизни выдающийся азербайджанский виолончелист Расим Абдуллаев
• Исполнитель мейханы возмутился трендами на отечественном телевидении-ВИДЕО