Переговоры в Mar-a-Lago: мир или легализации агрессии? – ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Вчерашние переговоры между президентом США Дональдом Трампом и украинским лидером Владимиром Зеленским в Mar-a-Lago были поданы как очередная попытка «нащупать путь к миру». Однако по своему политическому смыслу они выглядели скорее как репетиция легализации последствий развязанной Россией захватнической войны против Украины — без признания ее вины за агрессию и без принятия ответственности за преступления геноцидального характера, совершенные против украинского народа.

Контекст здесь принципиален. Трамп разговаривал с Владимиром Путиным и до, и после переговоров с Зеленским. Уже одна эта последовательность разрушает иллюзию нейтрального посредничества. Вместо этого проявилась хорошо знакомая кремлевская стратегия: давление оказывается не на агрессора, а на жертву, а капитуляция преподносится как прагматизм.

Между тем, согласно статье 33 Устава ООН, посредничество должно способствовать мирному разрешению споров добросовестным образом. Классическое посредничество предполагает дистанцию от сторон конфликта и симметричное давление.

Произошедшее в Mar-a-Lago с этой логикой не совпадает. Переговорный стиль Трампа — транзакционный, персонализированный и нацеленный на быстрый результат — объективно превращает его не в архитектора компромисса, а в удобный канал передачи требований сильной стороны слабой.

Он воспринимает войну не в категориях международного права, суверенитета и агрессии, а как сделку, которую нужно как можно скорее закрыть. В такой системе координат сильный диктует условия, а слабому предлагается принять их «ради прекращения кровопролития».

В этом случае речь идет не о посредничестве, а об асимметричном принуждении — требовании капитуляции, аккуратно переименованной в «реализм».

Идеи, обсуждаемые в Mar-a-Lago, складываются в вполне узнаваемую логику: формально не признавая территориальные захваты России, де-факто принять их как исходную точку для переговоров. Такой подход напрямую вступает в противоречие со статьей 2(4) Устава ООН, запрещающей приобретение территории или суверенных прав в результате применения силы.

Международное право зиждется на базовом принципе ex injuria jus non oritur — право не возникает из противоправного деяния. Отказ от этого принципа означает качественный сдвиг всей системы: агрессия превращается в предмет торга, а война — в допустимый инструмент переговорного процесса.

Наиболее наглядно эта угроза проявляется в дискуссиях вокруг Запорожской атомной электростанции. Идея сохранить объект под контролем России и продавать электроэнергию, вырабатываемую на захваченной у Украины АЭС, самой Украине, подается как «техническое» или даже «гуманитарное» решение. На деле же речь идет о попытке легитимизировать последствия силового захвата, сведя фундаментальный правовой вопрос к набору управленческих и хозяйственных деталей.

В то время как с точки зрения международного права это решение несостоятельно. Гаагские правила 1907 года и Четвертая Женевская конвенция прямо устанавливают, что оккупирующая держава является лишь временным администратором имущества на оккупированной территории.

Она не приобретает прав собственности и не имеет права извлекать коммерческую выгоду из захваченной инфраструктуры. Принуждение Украины к покупке электроэнергии, произведенной на захваченном объекте, означало бы экономическую эксплуатацию жертвы агрессии со стороны агрессора.

Принятие такой схемы нормализует саму идею монетизации военного захвата — с последствиями, выходящими далеко за пределы украинского конфликта.

Фактически, главной линией переговорного трека является оказание давления на подвергнувшуюся агрессии сторону военного конфликта, на Киев, а не на Москву.

Россия не сталкивается с требованиями вывода войск, компенсаций или признания ответственности. Украина же постоянно слышит призывы «быть реалистичной», идти на компромиссы и учитывать «факты на земле».

Такая логика переворачивает международное право с ног на голову. Отказ Украины принять подобные условия — это не препятствие миру, а защита фундаментальных принципов послевоенного мирового порядка: территориальной целостности, суверенного равенства государств и недопустимости завоеваний силой.

Фактически США в роли посредника помогают легализовать цели Кремля, превращая результаты агрессии в предмет переговоров: будь то энергетические схемы, «замороженные» линии контроля или особые режимы для оккупированных территорий.

Если России при посредничестве США удастся трансформировать международное преступление в договоренность, миру будет послан сигнал: международное право действует лишь до тех пор, пока кто-то не окажется достаточно силен, чтобы его игнорировать, а переговоры служат не прекращению агрессии, а ее легализации.

Таким образом, переговоры в Mar-a-Lago не стали шагом к миру. Они стали предупреждением о том, как персонализированная дипломатия, оторванная от правовых норм и институциональных рамок, может превратиться в инструмент легализации агрессии и ее вознаграждения.

Если Запад допустит завершение российской войны через сделки, игнорирующие Устав ООН, Женевские конвенции и базовые нормы международного права, он предаст не только Украину. Он подорвет саму систему, выстроенную после 1945 года для сдерживания захватнических войн.

Мир, купленный ценой отказа от права, способен обернуться опасным прецедентом для всего человечества.

Пока же Украина, на пределе сил, сопротивляется навязываемой ей логике «реализма». Владимир Зеленский продолжает держать удар, а Дональд Трамп, по крайней мере внешне, демонстрирует к нему большую терпимость: прием в Mar-a-Lago заметно отличался от печально известной, скандальной первой встречи в Овальном кабинете ровно десять месяцев назад.

Мира, впрочем, вновь не случилось. Более того, Трамп фактически отступил от собственной идеи немедленного прекращения огня и, если верить помощнику Владимира Путина Юрию Ушакову, принял кремлевскую логику: любое временное перемирие якобы лишь затянет конфликт. Этот аргумент слишком удобен для Москвы, чтобы не настораживать — и именно поэтому он показателен.

И все же надежда на справедливый мир остается. Парадоксально, но ее формулу озвучил сам Трамп — «мир через силу». Вопрос лишь в том, к кому должна быть обращена эта сила. Если не к жертве агрессии, а к агрессору, у международного права еще сохраняется шанс устоять — а вместе с ним и возможность мира, который не станет наградой за войну.

• В Ереване дочь выгнала пожилого отца-инвалида из дома: он уже пять дней ночует на улице
• Как женщина с самым высоким IQ стала голосом для миллионов
• Трамп: Встреча Уиткоффа и Путина в Кремле прошла хорошо