На чем делались миллиарды в 2025 году: от картин до собственных городов - ОБЗОР

Пока миллионам людей объясняют, что спасение от инфляции, кризисов и будущих потрясений — в срочной покупке золота, биткойна или других «универсальных активов», 2025 год наглядно показал: мир сверхбогатых живет по совершенно иным правилам. И эти правила почти не меняются десятилетиями. Миллиардеры и ультрабогатые по-прежнему строят и сохраняют свои капиталы не на массовых финансовых инструментах, а на редкости, уникальности и исторической ценности — от произведений искусства и ювелирных изделий до антикварной мебели, рукописей и даже костей динозавров.

Согласно докладу «Мировое неравенство 2026», подготовленному более чем 200 исследователями, менее 60 тысяч человек — около 0,001 процента населения планеты — контролируют богатство, втрое превышающее совокупный капитал беднейшей половины человечества. При этом почти во всех регионах мира один процент самых состоятельных владеет большим объемом ресурсов, чем 90 процентов самых бедных. В 2025 году этот разрыв не просто сохранялся, но и продолжал расти.

Цифры выглядят особенно жестко: 10 процентов обеспеченного населения контролируют около 75 процентов всего мирового богатства, тогда как на половину жителей планеты приходится лишь около двух процентов. Авторы исследования во главе с экономистом Парижской школы экономики Рикардо Гомесом-Каррерой прямо говорят о беспрецедентной концентрации финансовой власти в руках узкого круга людей и о том, что миллиарды остаются отрезанными даже от базовой экономической стабильности.

На этом фоне разговоры о том, что «обычное население» должно срочно спасаться в золоте или криптовалютах, приобретают почти гротескный характер. Массовые активы, доступные миллионам, по определению не могут играть ту же роль, что инструменты, которыми пользуется сверхбогатое меньшинство. И аукционные итоги 2025 года лишь подтвердили эту реальность.

Рынок искусства и антиквариата в уходящем году продемонстрировал устойчивый рост цен и спроса именно в сегменте уникальных и исторически значимых объектов. В конце ноября аукционный дом Sotheby’s установил абсолютный рекорд для художниц: картина Фриды Кало «Сон (Кровать)» была продана за 54,7 млн долларов. В мае Christie’s продал полотно Марлен Дюма «Мисс январь» за 13,6 млн долларов, закрепив за ней статус самой успешной ныне живущей художницы. Вслед за ней в рейтингах Artnet идут Дженни Сэвилл, Джули Мерету, Яеи Кусама и Сесили Браун — каждая с продажами на уровне 10 млн долларов и выше.

Это не спекуляция и не краткосрочная игра. Это вложения в имена, историю и ограниченное предложение. Ровно по той же логике работают и рынки предметов роскоши и редкостей. Даже история с кулоном в виде яйца Фаберже, украденным в Новой Зеландии и стоящим «всего» 33,5 тысячи долларов, показала, насколько сильна символическая и коллекционная ценность подобных объектов. Украшение, созданное как вариация на тему яйца из фильма «Осьминожка», оказалось настолько желанным, что вор решился проглотить его прямо в магазине.

Крупные аукционные дома продолжают делать ставку на исторические предметы с безупречным происхождением. В декабре Sotheby’s в Париже выставляет инкрустированную драгоценными камнями табакерку с эмалевым портретом Екатерины II, оцененную в 100–150 тысяч евро. Рядом — мебель, предположительно украшавшая покои Марии-Антуанетты, и другие объекты, напрямую связанные с европейской монархической историей. Это не просто вещи, а зафиксированные во времени символы власти и статуса.

Еще один показатель смещения интереса элит — рынок так называемых «дорогих костей». Скелеты динозавров и древних существ давно перестали быть музейной экзотикой. На лондонских торгах Christie’s одним из топ-лотов стал скелет крылатого динозавра, прозванного Спайком, с эстимейтом 3–5 млн фунтов. Он продается в одном ряду с болидом McLaren, гитарой Джеффа Бека и секретером Толкина. Такой набор лотов сам по себе говорит о том, как сегодня формируется символический капитал сверхбогатых.

Прошедшие в ноябре гонконгские торги Christie’s собрали 127 млн долларов, а топ-лотом стало колье «Королевская синева» с кашмирскими сапфирами за 16,2 млн долларов. Продажа часов Фрэнсиса Форда Копполы принесла 10,8 млн долларов — сумму, сопоставимую с кассовыми сборами его последнего фильма. При этом часы, особенно изготовленные на заказ и с подтвержденной историей владения, давно стали самостоятельным инвестиционным классом.

Старые мастера тоже продолжают бить рекорды. «Портрет Томаса Говарда, 4-го герцога Норфолка» Ганса Эворта стал самой дорогой картиной елизаветинской эпохи, проданной на аукционе. Гравюра Рембрандта, последний раз появлявшаяся на рынке более века назад, установила новый рекорд для тиражных работ старых мастеров — 3,1 млн фунтов.

Даже рынок цифрового искусства, который многие пытались выдать за «новую демократию инвестиций», на деле быстро встроился в логику элитарности. Проект Beeple на Art Basel Miami Beach — робопсы с головами Пикассо, Уорхола, Маска и Безоса — был раскуплен мгновенно по 100 тысяч долларов за комплект. Массовости здесь нет и близко: есть символы эпохи, упакованные для узкого круга покупателей.

Крупные аукционные дома открыто переориентируются на регионы концентрации капитала. Sotheby’s готовит масштабную демонстрацию предметов роскоши в Абу-Даби, оценивая потенциальную выручку в сотни миллионов долларов. Аналитики прогнозируют, что рынок предметов роскоши на Ближнем Востоке к 2030 году может удвоиться. Это еще одно подтверждение: деньги уходят туда, где есть физический, культурный и статусный актив, а не универсальная «тихая гавань» для всех.

И это еще одна важная деталь 2025 года: спрос элит смещается не только в сторону «вечных» имен уровня Климта, но и в сторону культурных артефактов, которые еще вчера считались нишевыми, почти фанатскими. То, что массовому инвестору кажется «пустяками», в мире больших денег превращается в самостоятельный класс активов, потому что там работает простая формула: история + редкость + подтвержденное происхождение = цена, которая может улететь в космос.

Показательный пример дали летние торги Julien’s, посвященные коллекции Дэвида Линча. Итоговая выручка превысила 4 млн долларов, а с молотка ушло почти 500 личных вещей режиссера. Топ-лотом стал черновой сценарий неснятого фильма «Ронни-ракета»: при оценке всего в 200–300 долларов он был продан за 195 тысяч. Вроде бы парадокс: бумага, черновик, не снятое кино. Но для рынка это не бумага, а ключ к мифологии автора, точка доступа к «внутренней кухне» и статусный трофей. Иными словами, это то, что нельзя повторить, размножить, «докупать на просадках» или переложить в индексный фонд.

Julien’s, судя по всему, понимает, что запустил устойчивый механизм ажиотажа, и с 9 по 12 декабря планирует снова «подогреть» фанатов и коллекционеров сотней оставшихся вещей из собрания Линча. В числе потенциальных хитов называют рулон линолеума с зигзагообразным узором, оставшийся со съемок «Твин Пикс», с эстимейтом 3–5 тысяч долларов. И снова: предмет сам по себе смешной, почти бытовой. Но для тех, кто собирает не вещи, а символы и легенды, это материальный фрагмент эпохи, а значит, ценность может резко оторваться от стартовых ожиданий. Не обойдется и без сценариев: финальный текст «Шоссе в никуда» (1997) аукционисты оценивают в 40–60 тысяч долларов. Здесь торгуют уже не только именем, но и «первичным источником», той самой вещью, которую невозможно воспроизвести без утраты подлинности.

Этот же тренд отлично виден на примере смешанных торгов, где рядом оказываются искусство, поп-культура, редкости, исторические документы, киноатрибуты, коллекционные предметы, и никто не морщится от такого соседства. Напротив, именно смешанные форматы все чаще становятся витриной сегодняшнего богатства: коллекционер демонстрирует вкус, эрудицию, принадлежность к культурному коду и одновременно превращает это в капитал.

На этом фоне рынок современного искусства тоже продолжает жить по логике дефицита и статуса, причем не только на «большом Западе». В России, например, аукционный дом ON проводит десятые числа декабря очередные торги под названием «Пожарного выхода нет» (10 декабря). В каталоге более 50 работ трех поколений авторов: от мастеров уровня Валерия Кошлякова и Анатолия Зверева до молодых художников. И здесь важен не конкретный состав лотов, а сама структура рынка: публичный показ, аукционная процедура, подтверждение цены. Это механизм легализации статуса и капитала через искусство. При всех разговорах о том, что «цифра все заменит», элитам по-прежнему нужна физическая вещь, которую можно повесить, поставить, передать наследникам и показать гостям.

Параллельно растет спрос на фотографию и тиражное искусство, где ценность строится не на единственности объекта в природе, а на редкости конкретного отпечатка, серии, авторского контроля и происхождения. На 2 декабря, к примеру, намечены торги «Литфонда», где Центр визуальной культуры Beton выставляет порядка 250 редких снимков от середины XIX века до наших дней. На этом рынке работают те же правила, что и в «высоком» искусстве: редкость, сохранность, авторство, провенанс. Альбом из 85 портретов представителей известных дворянских фамилий оценивается в 600 тысяч рублей, фотография Виктора Цоя, сделанная в 1985 году в квартире-галерее Тимура Новикова «Асса», имеет эстимейт 180 тысяч рублей. С точки зрения рядового человека это может выглядеть странно, но для коллекционера это опять-таки не «бумажка», а культурный артефакт, который встроен в историю и символический капитал.

А теперь вернемся на глобальный рынок, где цифры уже не оставляют места для сомнений: 2025 год подтвердил, что «дорогая редкость» чувствует себя уверенно даже на фоне общей турбулентности. Прошедшие в Нью-Йорке торги ведущих аукционных домов стали демонстрацией силы этого сегмента. Главным топ-лотом стал «Портрет Элизабет Ледерер» Густава Климта из коллекции Леонарда Лаудера: на Sotheby’s он был продан за рекордные 236,4 млн долларов. Это сумма, которую невозможно объяснить только эстетикой или модой. Это уже территория «больших трофеев», где картина становится финансовым и статусным инструментом уровня мегасделок, только в культурной оболочке.

При этом громкими результатами неделя не ограничилась. Christie’s продал «Раскрашенное дерево» Александра Колдера за 20,4 млн долларов с учетом комиссии, причем борьба за лот сопровождалась почти театральной сценой: активный участник торгов по телефону на решающем этапе потерял связь, а аукционисту пришлось заполнять паузу шутками, пока связь не восстановили. Этот эпизод хорош тем, что показывает: рынок живой, азартный, а ставки зачастую делаются не «холодной логикой», а психологией охоты.

Еще более показательна история Маурицио Каттелана и его золотого унитаза «Америка». На Sotheby’s объект ушел за 12,1 млн долларов, и новый владелец оказался символичен: компания Ripley’s Believe It or Not, специализирующаяся на диковинках и развлечениях. И это снова про современную структуру богатства: корпоративные коллекции, брендинг через искусство, демонстрация власти через эксцентричность. Лот ушел по стартовой цене в 10 млн, а остальное добрала комиссия. Такие покупки часто работают как маркетинг, как музейный магнит и как долгосрочная ставка на узнаваемость и уникальность одновременно.

И, конечно, продолжается гонка рекордов в сегменте «вечных имен». Sotheby’s установил новый аукционный рекорд на произведения Фриды Кало: «Сон (Кровать)» (1940) ушла за 54,7 млн долларов. Причем здесь сработала «безотзывная ставка», оставленная заранее до начала аукциона: механизм, который показывает, насколько уверенно крупные игроки заходят в такие лоты, фиксируя участие еще до того, как начнется публичная борьба. Это не импульсивная покупка. Это заранее просчитанная стратегия.

Наконец, отдельной строкой идет бум «древних активов» буквально в прямом смысле слова. Phillips вслед за Christie’s и Sotheby’s активно осваивает рынок окаменелостей. На торгах 19 ноября «пробный» лот, полный на две трети скелет молодого трицератопса, вдвое превысил эстимейт и ушел за 5,4 млн долларов. Это уже системный тренд: редкие окаменелости становятся тем же, чем в прошлом были старые мастера для аристократии. Уникальность абсолютная, а значит, желание обладать таким объектом хорошо встроено в психологию сверхбогатого класса.

И, наконец, еще один штрих к портрету мира, в котором живут и мыслят сверхбогатые. Если антиквариат, искусство и редкости — это способ законсервировать капитал и превратить деньги в историю, то следующий уровень — попытка превратить капитал в пространство и власть. Когда вы миллиардер и владелец технологической империи, стандартный набор удовольствий — особняки, частные самолеты, яхты — довольно быстро перестает давать ощущение новизны. Тогда появляется идея куда более амбициозная: построить собственный город. Или сразу несколько.

Как пишет New York Post, венчурные капиталисты и технологические предприниматели все чаще заключают соглашения с правительствами, преимущественно развивающихся стран, чтобы возводить целые города или районы с особыми правилами. Речь идет не просто о жилых комплексах, а о территориях с элементами автономной юрисдикции, где инвесторы получают право влиять на налоговый режим, регуляции, а иногда и на сами законы. В отдельных случаях — определять их почти полностью.

По словам основателя некоммерческого Charter Cities Institute Марка Латтера, такие проекты во многом рождаются из разочарования существующими политическими системами. Для их инициаторов это попытка «перепрошить» управление, создать среду, где правила будут работать быстрее и эффективнее, чем в традиционных государствах. Формально — ради экономического роста и борьбы с бедностью. Фактически — ради контроля над пространством, в котором деньги превращаются в порядок, а не в хаос.

Один из самых известных примеров — Prospera в Гондурасе. Город, в котором уже проживает около тысячи человек, выглядит как элитное закрытое поселение с собственным пляжем и гольф-клубом. Среди инвесторов — Питер Тиль, человек, чье имя давно ассоциируется с радикальным либертарианством и технологическим элитизмом. Основателем проекта стал венесуэльский финансист Эрик Бримен. Prospera интересна не только архитектурой, но и правовой моделью: здесь действует собственная система регулирования, включая возможность арбитража с участием американского судьи в онлайн-формате. Более того, на территории города разрешены экспериментальные препараты для продления жизни, что делает его точкой притяжения для биотехнологических стартапов и сторонников идеи «улучшенного человека». Цены на недвижимость при этом вполне соответствуют уровню амбиций: студии стартуют от 120 тысяч долларов, виллы на побережье доходят до 850 тысяч.

В Карибском бассейне развивается другой проект — Destiny на острове Невис, входящем в состав Сент-Китса и Невиса. Его инициатор — биткоин-миллионер Оливье Янссен, купивший около четырех квадратных миль земли. Янссен подчеркивает, что не строит утопию для идеологических единомышленников. Напротив, он хочет создать «безопасный город» для обеспеченных и среднеобеспеченных семей. Цены на дома заявлены в диапазоне от 500 тысяч до 3 млн долларов, а в качестве местной валюты может использоваться криптовалюта. В рекламных описаниях фигурируют виллы с видом одновременно на океан и вулкан — образ, идеально вписывающийся в эстетику нового элитарного рая.

В Западной Африке венчурный капиталист Патри Фридман замахнулся сразу на серию проектов под общим названием Alpha Cities. Пока это в значительной степени чертежи и визуализации, что сам Фридман и признает с редкой для инвестора откровенностью. Но концепция показательна: города, заточенные под промышленные и технологические кластеры — дата-центры на геотермальной энергии, производство электромобилей, высокотехнологичные отрасли. Для принимающих стран это шанс повторить «сингапурское чудо», перескочив через этапы медленного развития. Для инвесторов — возможность встроить капитал не просто в активы, а в саму структуру будущей экономики.

На этом фоне американский проект California Forever выглядит почти консервативно. Он не обещает юридических экспериментов и радикальных моделей управления. Зато предлагает масштаб: бюджет около 1 млрд долларов, площадь 94 квадратные мили, поддержка таких фигур, как Рейд Хоффман и Марк Андриссен. Концепция апеллирует к «традиционной Америке»: доступное жилье, передовые производства, огромный городской парк больше Центрального парка Нью-Йорка, кварталы как локальные центры жизни, инновационные хабы для аэрокосмической отрасли и робототехники. Здесь капитал не бунтует против государства, а пытается аккуратно его дополнить.

Есть и проекты с выраженной культурной миссией. Актер Идрис Эльба участвует в модернизации острова Sherbro в Сьерра-Леоне — родины своего отца. Планируется создание эко-города с ветряной энергетикой, сочетающего африканские традиции и современные технологии. В этом случае капитал выступает не столько как инструмент бегства от систем, сколько как попытка переписать локальную историю развития.

Но не все подобные идеи выдерживают столкновение с реальностью. Самый показательный пример — Akon City в Сенегале. Проект певца Akon задумывался как реальная версия Ваканды: футуристический город на солнечной энергии с собственной криптовалютой Akoin. К 2025 году от амбициозных планов остался лишь недостроенный ресепшн. Нехватка инвестиций привела к заморозке проекта, а власти теперь рассматривают возможность превращения территории в обычный курорт. Это редкий, но важный контрпример: даже в мире сверхбогатых мечты о «городе будущего» не всегда превращаются в капитал.

И здесь мы снова возвращаемся к общей логике 2025 года. Миллиардеры не просто покупают картины, скелеты динозавров или сценарии неснятых фильмов. Они покупают контроль над редкостью — будь то объект искусства, исторический артефакт или целая территория с особыми правилами. В этом смысле частные города — продолжение того же самого тренда, что и рынок антиквариата. Это инвестиции не в универсальные активы, доступные каждому, а в уникальные конструкции, куда невозможно войти массово.

На фоне докладов о глобальном неравенстве эта картина выглядит особенно контрастно. Пока большинству предлагают выбирать между золотом и биткойном, верхушка мира конвертирует богатство в пространство, культуру и власть над правилами. И 2025 год ясно дал понять: будущее капитала для сверхбогатых — это не просто сохранение денег. Это создание миров, в которых эти деньги становятся законом, ландшафтом и историей.

• Встреча Зеленского с Уиткоффом и Кушнером в Брюсселе отменена
• Путин анонсировал ответ на удары по российским танкерам
• У популярной модели автомобилей BYD выявлены серьезные дефекты