В Москве нынешнего азербайджанского депутата принимали за еврея

В Москве нынешнего азербайджанского депутата принимали за еврея
11 сентября 2009
# 14:41
Редакция Vesti.Az продолжает вести рубрику «Как молоды мы были».
В рубрике сделан экскурс в раннюю молодость известных нам людей, гостями рубрики будут писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены.

Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем, уважаем и любим. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью вы узнаете от этих людей.

Сегодня в гостях у рубрики депутат Милли Меджлиса Панах Гусейн.


- Мои детские годы прошли в сельской местности. Родился я в деревне Гарагашлы Сабирабадского района. В семье нас было 12 детей – 9 сестер и 3 брата. Я был самым старшим среди них. Но в отличие от младших братьев и сестер я жил отдельно с бабушкой и дедушкой. В связи с этим, в отличие от большинства жителей деревни, я никогда не выполнял хозяйственные работы. В селе, обычно, принято с малых лет заниматься различными видами работ, пасти скотину, помогать взрослым при сборе урожая и так далее. Я же был баловнем и целыми днями бездельничал. И не только бездельничал, но и довольно часто проказничал. Нередко, можно сказать, почти ежедневно, чьи-то родители приходили в дом к моему деду жаловаться на мое поведение, на то, что я кого-то обидел. В таких случаях я прятался и подслушивал жалобы о том, что ваш внук бездельник и заставляет бездельничать своих друзей и приятелей. Правда, иногда меня мучили муки совести, когда я наблюдал за тем, как мои братья и сестры трудятся вместе с родителями. Но, тем не менее, я не присоединялся к коллективному труду.

Средняя школа в нашем селе была восьмилеткой. Я был левшой, и учитель младших классов все время пытался отучить меня от привычки писать левой рукой. Несмотря на это я до сих пор пишу, ем, наношу удары левой рукой. Кстати, я очень часто был не прочь помахать кулаками. Наша деревня находилась в 18 километрах от райцентра. Когда мы, ребята из Гарагашлы, взяв с собой по 20-25 копеек в кино и 10 копеек на автобус, отправлялись в райцентр смотреть индийские фильмы, которые тогда были очень модными, наши сабирабадские сверстники любили нас поддеть. Если честно, то меня никто не трогал, обижали, в основном, моих приятелей, за которых я и ввязывался в драки. Не раз я выяснял отношения и с ребятами из соседних районов.

Несмотря на избалованность я был круглым отличником и самым лучшим учеником в школе. Четверки в моем дневнике не водились. Я активно занимался общественной деятельностью, возглавлял школьный комсомольский штаб. После окончания восьмилетки мы перешли учиться в девятый класс в школу, располагавшуюся в селе Грузма, куда приходили учиться ребята из пяти окрестных деревень, в которых обучение также было только восьмилетним. В те советские годы существовало правило, когда десятилетняя школа располагалась только в одной из пяти-шести соседних сел. Деревня Грузма известна тем, что там родился и вырос отец Алибека Гусейнзаде.

Много читал в школьные годы. В советское время школьники искренне верили в то, что коммунизм окончательно победил на всем земном шаре. Мы мечтали о том, чтобы коммунистический строй был построен и на других планетах. Я очень любил читать фантастическую литературу, был атеистом.

- А кем Вы хотели стать после окончания школы? Как складывалась Ваша жизнь после того, как Вы приехали учиться в Баку?

- Мы мечтали в те годы покорять космос, иные галактики. Но были, конечно, и другие амбиции. Помню, в седьмом классе мы собрались с ребятами и решили записать на бумаге, кто кем хочет стать после окончания школы. Может показаться странным, но я тогда написал, что в 29 лет буду работать в правительстве страны. Я ошибся, лишь неверно спрогнозировав возраст, но, тем не менее, в 34 года я действительно стал премьер-министром Азербайджана.

Учась в старших классах, я написал и отправил по соответствующему адресу письмо о том, что хочу отправиться во Вьетнам и воевать там против американского империализма. Естественно, что это мое желание не было воспринято всерьез, что я понял из текстов полученных мной двух ответных писем. Как известно, в то время в Союзе велась стройка века – Байкало-Амурская магистраль. После окончания школы я написал заявление с желанием поехать работать на БАМ. Дошло даже до того, что я приехал в Баку и заявил об этом непосредственно в центральном комитете комсомола республики.

Поступил я учиться на исторический факультета Бакинского государственного университета. Правда, я мечтал поступить в МГУ имени Ломоносова, куда и подавал документы в качестве иногороднего абитуриента. Вступительные экзамены в московский вуз я сдавал в Баку, но не прошел по конкурсу, получив «тройку» по письменному экзамену.

И начались студенческие годы. Я хочу сказать, что Баку тех лет намного отличался от сегодняшней столицы. В те годы это был прекрасный город со своим неповторимым богатым колоритом, аурой, с особыми людьми. Сейчас очень многим кажется, что та самобытность Баку канула в лету. Сегодня люди, в большинстве своем, ругают СССР, воспринимают тот период как эпоху тоталитаризма и массовых нарушений прав и свобод человека. Вместе с тем люди вспоминают те годы, как счастливое время своей молодости. Мы много путешествовали в студенческие годы – ездили отдыхать в Губу, Девечи, любили бурные застолья.

Вместе с тем необходимо также отметить появление в те годы дефицита на различные товары массового потребления. Были введены в обращение карточки на масло, мясо. И в те годы в узких кругах велись политические разговоры. Тогда же был арестован Абульфаз Эльчибей. А я в свои студенческие годы твердо придерживался классического учения марксизма-ленинизма, и мы, студенты БГУ, были очень недовольны общественной ситуацией. Сегодня очень многие пытаются бравировать тем, что с самого начала придерживались националистических, антисоветских идей. Все это неправда. К примеру, я и некоторые мои знакомые выступали против существовавшего общественного строя, потому что мы считали, что идеям марксизма-ленинизма изменили. Но я не думал, не мог тогда даже предположить, что социалистический строй может рухнуть. Мы вместе с несколькими студентами затеяли организовать группу борьбы против взяточничества. Однако эта идея осталась нереализованной, так как один из студентов, выходец из Девечинского района, по наивности своей решил проконсультироваться по данному вопросу со своим парткомом, в результате чего эта инициатива сама по себе заглохла.

Я вспомнил сейчас очень интересный факт. В нашем университете случилось ЧП, когда учившийся на историческом факультете Рустам Арифджанов, работавший впоследствии в известных московских печатных изданиях «Версия», «Совершенно секретно», «Собеседник», и несколько других студентов выпустили стенгазету, в которой содержалась информация о том, что советских граждан заставляют делать то-то и то-то из-под палки, под дулами автоматов. Разразился грандиозный скандал. Ректор вуза по одному вызывал к себе студентов, выпустивших стенгазету. С ними провели соответствующие беседы, правда, никого не посадили. В то время это не практиковалось.

- Чем Вы интересовались в те годы кроме истории и учебы? Какую музыку слушали? Занимались ли спортом?

- В те годы советская музыкальная индустрия выпускала пластинки и аудиокассеты. Тогда очень престижными считались только-только появившиеся у нас японские магнитофоны. В 70-е годы зажглась звезда Аллой Пугачевой, которая очень отличалась от других исполнителей. Мы слушали зарубежных певцов, российскую эстраду. В то время принято было слушать, так сказать, номенклатурных исполнителей советской музыкальной индустрии - Софию Ротару и других. Естественно, я любил слушать песни и в исполнении азербайджанских певцов и певиц. Лично для меня особняком стояло творчество Мамедбагира Багирзаде. Среди певиц того периода я бы выделил Зейнаб Ханларову и Флору Керимову.

Когда я еще учился в школе, в деревне слушали, в основном, народных исполнителей, мугам. Мы же с моей будущей женой, с которой, кстати, учились в одном классе, очень любили песни в исполнении Флоры Керимовой. Нам очень нравились песни, исполненные ею для художественного фильма «Гюн кечди». В те годы видеоклипы еще не снимались, и сегодня мне кажется, что некоторые кинофильмы играли в то время роль клипов.

Мы с супругой любили ходить в театры. Конечно же, я, как и многие другие увлекался спортом, футболом. Мы дружными компаниями ходили на игры «Нефтчи». Вспоминаю, как однажды, после поражения наших футболистов в домашней игре с крупным счетом алмаатинскому «Кайрату» на площади Гянджлик перед стадионом Ленина произошло крупные беспорядки между болельщиками и правоохранительными органами. Случились большие беспорядки, сюда направили дополнительные милицейские силы из полка в Баладжарах, и тогда я впервые получил два удара дубинкой. Позднее, много лет спустя, мы подвергались гонениям во время участия в митингах оппозиции, но первые удары дубинкой я получил в связи с поражением «Нефтчи».

Мы с ребятами активно отдыхали, выпивали. Правда, в 1979 году я окончательно завязал с потреблением спиртного. Я не жил в общежитиях, мы снимали квартиру, но, тем не менее, постоянно отрывался в пивных, в общежитиях. Несмотря на то, что мы в то время испытывали материальные трудности, жили за счет стипендии и присылаемых родителями денег, однако раз в неделю обязательно куда-нибудь ходили, либо в ресторан, либо в пивнушку. Нам очень нравились цыплята-табака, которые особенно вкусно готовили на бульваре в ресторане «Гилавар». Конечно, случались и моменты, когда мы несколько дней подряд жили впроголодь. Когда с нетерпением ждали посылок из дома. Все случалось.

- А как складывалась Ваша жизнь после окончания ВУЗа? Как Вы пришли в народное движение?

- После окончания института я по направлению вернулся в Сабирабад. В то время параллельно существовало как бы два различных мира – Баку и районы. Баку ведь не случайно тогда был закрытым городом. В советское время необходимо было регистрироваться в городах, сельские граждане в городах сталкивалась с определенными трудностями. И районы республики в семидесятые-восьмидесятые за вычетом трех-четырех месяцев в год напоминали собой лагеря. В мае начинался сенокос, потом посевы хлопка и винограда, а затем жители районов были заняты сбором урожая.

Представьте себе, дело доходило до того, что закрывались родильные дома и больницы. Люди не рисковали показаться на улице, потому что всех поголовно принуждали заниматься сельскохозяйственными работами. Все граждане, независимо от сферы основной трудовой деятельности и профессии, обязательно должны были заниматься сбором урожая хлопка, поэтому районы напоминали собой трудовые лагеря. Поэтому в то время жизнь в столице казалась нам раем. Так вот, получил я направление в Сабирабад, приехал и наблюдал следующую картину. С утра устанавливались большие столы, покрытые красной материей, жители один за другим подходили к столам, регистрировались и отправлялись затем на поля. Все дороги были закрыты, ни одна машина без специального разрешения никуда не могла проехать.

Проработав два с половиной года научным сотрудником в историко-краеведческом музее Сабирабадского района, я вернулся в столицу и поступил учиться в аспирантуру института философии и права. Моим научным руководителем был назначен Магсуд Садекович Джунусов, один из самых известных специалистов в области национальных отношений 60-70-х годов. Так как он жил и работал в Москве, я вместе с семьей переехал в столицу СССР и в течение трех лет проучился в аспирантуре в одном из самых закрытых российских гуманитарных вузов - институте социологических исследований.

В Москве мы жили в коммунальной квартире. Уже тогда у меня было трое детей, я женился рано - в 21 год. В 1985 году с приходом Горбачева в СССР начались перемены. Перестройка принесла с собой активизацию общественно-политической жизни. В институте философии появилось «Палестинское общество», где я познакомился с неформалами. В это общество входили академики, профессора. Это было антисионистским собранием советской интеллигенции. Я долго слушал их и, не выдержав, вставил свои замечания. В результате, возник скандал, кто-то принял меня за еврея. Ситуация успокоилась лишь после того, как меня представили по имени и фамилии. За три проведенных в Москве года я посетил различные церкви, как православные, так и баптистские, и «пятидесятников». Я много читал, еженедельно часами пропадал в московских библиотеках.

В Москве состоялось наше знакомство с Абульфазом Эльчибеем, который в тот период находился в советской столице на стажировке с целью защиты докторской работы. Между нами завязались тесные, дружеские отношения. По истечении трех лет я вернулся в Баку. К тому времени в азербайджанском обществе произошли значительные изменения, вызванные приходом к власти Михаила Горбачева и началом перестроечных процессов в 1985 году. Наступила новая эра. Все смешалось, куда-то исчезла, так сказать, субординация, между людьми стерлись возрастные отличия. Создавалось впечатление, что люди больше не делились на молодых, взрослых и старых. На частых встречах по обсуждению общественно-политических проблем молодые старались доказать свою правоту в споре со старшим поколением, не соблюдая уже, подчас, уважительного отношения к более взрослым оппонентам. Страсти, что называется, закипали через край, рушились непреклонные ранее табу. Можно сказать, что происшедшие перемены означали конец нашей беззаботной молодости.

- И началось активное Ваше участие в политических процессах…

- Так получилось, что состоявшееся в Москве знакомство с Абульфазом Эльчибеем сыграло серьезную роль в моей дальнейшей жизни. После возвращения в Баку, в 1987 году, как я уже отметил выше, общественно-политические процессы в стране уже кипели. Серьезные изменения происходили также в среде интеллигенции. В Азербайджане начинались формироваться новые общественные организации, одной из первых среди которых стала организация «Чанлибель».

По окончании аспирантуры я стал заниматься научной деятельностью в институте философии и права в качестве научного сотрудника. Параллельно, я начал преподавать в институте иностранных языков два предмета - исторический и теоретический материализм. Я преподавал в двух группах. В одной из них учились шесть армян, четыре или пять русских, несколько евреев и семь или восемь азербайджанских студентов. Вообще, хочется отметить, что с приходом перестройки семинары и лекции протекали в совершенно новом ключе. На занятиях параллельно с преподаваемыми предметами обсуждались происходящие в стране и в мире процессы. В сентябре 1987 года в «Юманите» вышло интервью с Агамбекяном. Эхо этой публикации постепенно долетело и до Азербайджана. В то время карабахский вопрос еще не стоял ребром. Была уже поздняя осень или начало зимы, когда я на одном из семинаров повернул тему дискуссий в сторону обсуждения того самого интервью. И тогда армянская студентка из Шуши, с которой у нас были хорошие отношения, и которая была успевающей студенткой, вдруг открыто заявила, что так и должно быть. Что ее бабушка говорила ей о том, что они являются слугами слуг. То есть, имелось в виду, что азербайджанцы являются слугами русского народа, а уже армяне прислуживают азербайджанцам. И эта студентка заявила о том, что Карабах необходимо присоединить к Армении.

И я тогда отчетливо ощутил, какие страшные процессы ожидают нас в будущем. Несмотря на то, что русскоязычная группа, в которой я вел занятия, на первый взгляд казалась аморфной к политическим вопросам, это заявление, прозвучавшее как гром среди ясного неба, вызвало неоднозначную реакцию в аудитории. Возникшие споры едва не переросли в драку.

Также хочется рассказать о том, что в институте философии и права проводились в то время выборы в партком. Возглавить партийную организацию предложили одному из сотрудников института, однако он ответил отказом, отметив, что с приходом перестройки изменилось многое, что теперь дискуссии носят более вольный характер, что открыто стали обсуждаться различные темы. И, в свою очередь, предложил мою кандидатуру. Я, конечно же, отказался. Тогда поступило новое предложение в мой адрес, и я был назначен заместителем ответственного лица по проведению политических уроков.

Темой первого урока мы выбрали перспективы многопартийности в обществе, о чем указали в объявлении. Это вызвало неоднозначную реакцию, так как сама тема была неординарной в Советском Союзе. Тема многопартийности была нонсенсом в СССР. Урок проходил, как говорится, при полном аншлаге. На мероприятии присутствовали даже те чиновники, которые очень чутко подходили к формулировкам тех или иных положений и которые чуть что, строчили друг на друга жалобы в райкомы и публиковали статьи в газетах. Едва я открыл урок, как один из присутствующих попросил слова и, получив его, заявил о том, что Ленин негативно относился к многопартийности. Это вызвало бурные споры, ему попытались доказать обратное. На этом политические уроки и прекратили свое существование, были сметены все существовавшие табу, потому что стало понятно, что все поменялось. И хочу особо отметить, что после событий 20 января сорок семь из сорока девяти сотрудников института, членов Коммунистической партии, сдали свои партбилеты. А это было уже серьезным событием, ведь в те годы наш вуз был одним важных с идеологической точки зрения учреждений.

В конце 1987 – начале 1988 года по инициативе Абульфаза Эльчибея стала формироваться наша организация «Варлыг», в рядах которой и началась моя политическая деятельность…

Расим Бабаев
# 492
# ДРУГИЕ НОВОСТИ РАЗДЕЛА
#