Иса Гамбар: «Между нами и ребятами из Завокзальной, Кубинки и Ясамала существовала разница»

Редакция Vesti.Az продолжает рубрику «Как молоды мы были».

В рубрике сделан экскурс в раннюю молодость известных нам людей, гостями рубрики будут писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены.

Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем, уважаем и любим. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью вы узнаете от этих людей.

В гостях у рубрики башкан партии «Мусават» Иса Гамбар.

- Как бы вы могли охарактеризовать в вас молодом, выпускнике школы, студенте. Чем увлекались?

- В свои школьные годы я увлекался тем, чем в те годы увлекались практически все мои ровесники. Это и желание нормально учиться, и желание заниматься спортом. Я любил футбол и некоторые другие виды спорта. Мне нравились хорошие фильмы, спектакли, красивая музыка. В последних классах средней школы я особое внимание уделял, в основном, физике и математике, собираясь поступать на факультет физики Бакинского государственного университета. Однако, уже после завершения школы вдруг увидел объявление о приеме абитуриентов в Ленинградский государственный университет на факультет страноведения. Там были восточные страны, Турция, Иран и так далее. Это меня заинтересовало, и я резко изменил направление подготовки и начал готовиться к поступлению туда.

В результате этой авантюры я попал в истфак Азербайджанского государственного университета и начал изучать историю. Естественно, история всегда меня интересовала. Я изучал историю и Азербайджана, и соседних стран.

- В школьные годы вы были больше технарем. Вам удавались больше точные предметы?

- Я успевал по всем, в принципе, предметам. Но отдавал предпочтение математике и физике. Это было для меня более интересно. Историю и литературу я любил, но изучать эти предметы было очень легко, для меня это не требовало больших усилий.

- Наверняка, в те далекие годы вы не ставили перед собой цель серьезно заниматься политикой.

- Ну, в те годы, в начале семидесятых, думать о политической карьере в стране вообще было бы нереальным. Кто-то думал о партийной, скорее, так сказать, карьере. То есть тогда была партийно-правительственная карьера, а словосочетание политическая карьера вообще не употреблялось.

Да и честно говоря, это меня не притягивало. Я родился в семье интеллигенции. Мои родители были учеными-химиками, работали в ведущих химических институтах страны. И меня больше тянуло к науке, нежели к политике или, допустим, к какой-то карьере.

- Были ли вы лидером в школе? Как у вас складывались отношения с учителями?

- Хорошие были отношения. Естественно, были споры и конфликты, так как хорошая успеваемость по различным предметам, конечно, добавляла мне возможности маневра в школе, и я старался по возможности сохранить пределы моей свободы. На этой почве иногда происходили споры и конфликты с учителями. Но все, опять-таки, в определенных пределах. Я старался, чтобы учителя уважительно относились к нам - ученикам, а мы, ученики, хотя вели себя довольно свободно, но все-таки какие-то пределы нашей свободы тоже должны были соблюдать. Потому что школа - это школа, надо учиться и не только заниматься различными инициативами. У меня была нормальная школьная жизнь. Мы убегали с уроков, на шатал ходили, устраивали различные приколы, розыгрыши с одноклассниками. Нормальные школьные годы.

- Ваша успеваемость. Случалось ли получать двойки?

- Нет, у меня не было никаких проблем в этом смысле. В принципе, я мог претендовать и на золотую медаль. Но уже в десятом классе на примере старшего брата и старшей сестры и некоторых знакомых знал, какие игры бывают вокруг этих золотых медалей. И поэтому решил не создавать для себя лишней нервотрепки, нормально сдал все экзамены. В аттестате, практически, были одни пятерки, этого было вполне достаточно.

- Вас трое было в семье?

- Четверо. Два брата, один старше меня, второй младше, и сестра.

- Старшие вас баловали?

- Сестра по мере взросления старалась уже заменять мать в некоторых вопросах. Кормить нас, помогать в каких-то домашних делах. А старший брат – разница в летах между нами была довольно значительной для того возраста. Он старше меня на 6 лет, поступил в АЗИ, потом после первого курса поехал учиться в ГДР, где учился в Дрезденском техническом университете. И поэтому ежедневного общения в те годы между нами почти не было.

- Какие-нибудь общественные кружки бы посещали? Спорт, литература и так далее.

- Спортивные кружки? Естественно. Я даже ходил в спортивную школу, занимался настольным теннисом, потом увлекся баскетболом, и пару лет им активно занимался. Все время играли в футбол, и во дворе школы, и во дворе дома. Что касается литературы, то я много читал и на родном, и на русском языке.

- Как бы Вы могли охарактеризовать Баку и бакинскую молодежь тех лет?

- Наш дом и наша школа находились в поселке «Восьмой километр». Это довольно своеобразный поселок, и между нами и ребятами из центральной части города, Завокзальной, Кубинки, или других бакинских кварталов, ясамальскими ребятами какая-то разница существовала. Все-таки «восьмой ушаглары» имели свое определенное место в ранге ранжирования махалля Баку. Сказать, что я особенно хулиганил, не приходится. Все-таки интеллигентная семья, какие-то правила поведения, какие-то ограничения. А так, наш поселок был довольно дерзким. Случались и различные молодежные столкновения, драки - двор на двор. Все это происходило. Иногда мне тоже приходилось участвовать в таких, так сказать, забавах.

- Как следствие желания выйти за какие-то рамки?

- В семье у нас было достаточно демократичная обстановка. То есть были какие-то общие требования, но все-таки я благодарен своим родителям за то, что они дали мне возможности и какие-то уроки. Своим поведением, своим примером они нас всех к чему-то приучали. И в то же время давали свободу. Я очень ценю то, что у нас была свобода принимать свои решения, нести ответственность за свои решения. Это очень важно для становления человека, и, я считаю, что с определенного возраста все дети должны иметь возможность принимать свои решения и нести ответственность за эти решения.

- А какие у вас были музыкальные предпочтения?

- В те годы были очень популярны «Битлз» и ряд других групп. Мы пытались достать их записи. Иногда даже удавалось доставать их пластинки. Чаще тогда на каких-то рентгеновских пленках копировали, размножали и продавали какие-то отдельные песни «Битлз» и других групп. Слушали, в том числе известную первую рок-оперу «Иисус Христос – супер-звезда». Все это, конечно, увлекало. В тоже время, естественно, слушали и азербайджанскую, русскую, советскую эстраду. И народные песни. Всего понемногу.

Ну, сказать, что я был большим любителем рок-музыки, и большим коллекционером, было бы неверно. Но слушали в своей среде. Обменивались, иногда кто-то говорил, что у меня такая-то запись, ходили к нему, или пытались перезаписать.

- Чем запомнились студенческие годы? Какой была тема вашей выпускной работы?

- Мое студенчество, пришедшееся на 1974-79 годы, конечно, было более ответственным периодом. И было интересно, конечно. Были очень интересные личности, преподаватели. Мне немножко не повезло, когда в начале 1975 году Абульфаз Эльчибей, который должен был преподавать в нашей группе, был арестован, и в те годы мы разминулись, не встретились. Были и другие интересные преподаватели, которые умели свободно мыслить и иногда осторожно демонстрировали это свое умение.

В институте действовал кружок истории Азербайджана, где я познакомился с такими известными личностями азербайджанской политики, как Этибар Мамедов и Панах Гусейн. Это был довольно интересно. Я учился на втором курсе, Панах - на первом, а Этибар - на третьем. И вот так в этом кружке состоялось наше первое знакомство.

Интересовался практически всеми направлениями исторических наук. И в том числе этногенезисом азербайджанского народа. А дипломная работа моя касалась несколько другого направления. Я выбрал тему о фракциях коммунистической партии Советского Союза в начале двадцатых годов. Это был довольно интересный период, когда были различные фракции, была фракционная борьба, которая тогда еще немножко допускалась, и я написал дипломную работу об этом периоде.

- Как после окончания ВУЗа складывалась ваша трудовая жизнь?

- Когда я заканчивал учебу на пятом курсе, в университет приехал ректор Нахчыванского педагогического института и попросил ректора нашего университета дать ему несколько отличников, чтобы эти ребята преподавали в нахичеванском институте. И со мной тоже он встретился и предложил поработать в Нахчыване. Я немножко удивился, но он обещал, что создаст возможность для занятий научной работой и так далее, и я согласился. Но в последний момент Министерство образования приняло решение о том, что в этом году все выпускники исторического факультета будут работать в сельских школах. Сельская школа, так сельская школа. Почему-то по инерции меня отправили в Нахчыван сельским педагогом. И когда я пришел в Министерство образования Нахчыванской АССР, они начали смеяться, сказали, что мы не знаем, куда девать выпускников нашего педагогического института, а ты из Баку приехал сюда. Я говорю, не приехал, а меня прислали сюда. Они написали отказ, я вернулся в Баку и некоторое время искал работу. Было довольно сложно с работой, ее не было. Потом президент Академии наук Азербайджана предложил мне поехать в Нахчыванский научный центр.

В декабре 1979 года я приступил к работе. Это был филиал Академии наук Азербайджана в Нахчыване. Тоже был довольно интересный период, я там познакомился с очень многими интересными людьми, пообщался, и через некоторое время меня перевели в институт востоковедения АН Азербайджана. И с января 1982 года я начал там работать. Это было уже надолго, и это была действительно очень интересная работа, потому что в начале восьмидесятых годов в институте востоковедения сложился очень сильный, интересный коллектив. Там были очень сильные, достаточно опытные, разносторонне образованные ученые. Такие как Зия Бунятов и Гамид Араслы. Был очень серьезный контингент среднего уровня руководства, заведующие отделами, молодые доктора и кандидаты. И была очень сильная, перспективная молодежь. Очень многие из них и сегодня в Азербайджане довольно известны, работают в различных направлениях. Есть и политики, и политологи, и депутаты. Это было очень интересное время, и очень интересная работа. Я считаю, что мне с коллективом повезло. У меня до сих пор очень много друзей, приятелей из этого института.

- Как у Вас складывались отношения с девушками? Как произошло Ваше знакомство с будущей супругой?

- Ну, довольно сложный вопрос, потому что приходится думать, что можно говорить, а чего не стоит. Так получилось, что я женился-то в институте востоковедения, там встретил свою любовь. Мы работали по соседству. Я работал в отделе современной истории Ирана, моя будущая супруга, Аида ханум, работала в отделе современной истории Ирака. Это были соседние отделы, и мы часто, конечно, общались и в формальной, и в неформальной обстановке. Иногда даже готовили совместные научные работы. Я помню, что как-то с Аидой ханум мы даже написали совместно статью про ирано-иракскую войну. Я писал с точки зрения специалиста по Ирану, она – специалиста по Ираку. Мы общались и со временем пришли к решению пожениться. И женились в 1986 году.

Сейчас у нас двое сыновей, им 22 и 20 года. Они продолжают получать университетское образование.

- Значит, получается, что Ваша жизнь шла по накатанной линии. Потом что-то поменялось. В результате, Вы стали известным политиком. Как это произошло?

- Не знаю. Я всегда, в принципе, интересовался историей Азербайджана и нашими сегодняшними проблемами. Активно участвовал в то время в проводимых в академии семинарах-конференциях по этногенезису азербайджанского народа. Дискуссии и дебаты бывали довольно горячими. Мы доказывали, как нам казалось, что дважды два – это четыре. Мы доказывали, что азербайджанский народ имеет тюркские корни, а наши оппоненты пытались доказать какие-то другие теории, и в конце концов нашим оппонентам пришлось пригласить даже специалистов из ленинградских и московских институтов. И дебаты в Баку продолжались уже с участием ведущих российских ученых. Было очень интересно.

А осенью 1984 года появилась книга «Очаг» Зория Балаяна. Где-то к концу года, увидев, что никто не отвечает, я решил отреагировать и в январе 85-го года завершил ответ на эту книгу. Но, к сожалению, он не был опубликован. Несмотря на все мои попытки коммунистические власти, в принципе, четко мне сказали, что твой ответ не появится в прессе в Азербайджане, потому что мы этого не допустим, так как национальные вопросы решает Москва, и Москва справедливо рассмотрит все эти вопросы.

Но этот мой ответ очень быстро распространился по Азербайджану в машинописных копиях, и вдруг я стал очень широко известным человеком в узких кругах. То есть все, кто интересовался этой тематикой, уже знали меня, мы стали регулярно общаться на эту тему между собой. А через некоторое время уже начались перестроечные процессы, а это уже создавало дополнительные возможности. Естественно, мы активизировались - представители интеллигенции в академии, в университете, в некоторых других интеллектуальных центрах. Начали думать о каких-то конкретных формах. Политические и общественные организации пытались что-то сделать в этом направлении.

А когда Армения начала претендовать на азербайджанские территории, это уже было уже серьезным мотивом для всего азербайджанского народа, и после этого создание политических организаций стало насущной необходимостью. Это уже все осознавали, и даже самые большие скептики и промосковски настроенные люди поняли, что процесс уже неотвратим. Надо действовать. Мы уже начали создавать конкретные политические организации, что привело летом 1989 года к созданию Народного фронта Азербайджана.

А в 1990 году во время выборов в Верховный совет Азербайджанской ССР я был кандидатом в Сабаильском районе. Неожиданно в этом же районе в качестве кандидата появился мой непосредственный начальник, босс – академик Зия Буниатов, которого я очень уважал, он был большим ученым и директором нашего института. Он мне предложил отказаться от борьбы в этом округе. Я попытался ему объяснить, что если бы я знал, что вы будете здесь, я не пришел бы в этот округ. Но вы пришли в этот округ после меня, и для того, чтобы я был здесь зарегистрирован в качестве кандидата, рабочие многих заводов этого района, особенно, это были кораблестроительные и корабельно-ремонтные завода, боролись за то, чтобы я был зарегистрирован. И сейчас я не могу обмануть их доверие и уйти из этого округа. В результате, я решил уйти из института, но остаться кандидатом в Верховный совет.

В сентябре 1990 года я ушел из института.

- Как вы стали руководителем «Мусавата»?

- В конце 91-го – начале 92-го года руководители партии «Мусават», ныне покойные Мехмет Кенгерли, Ахмед Караджа и, слава Богу, находящийся в добром здравии Джамиль Унал официально предложили нам возобновить деятельность партии «Мусават» в Азербайджане. Мы, со своей стороны, обсудили это предложение с Абульфазом Эльчибеем, который с одобрением отнесся к этой идее, но отказался возглавить партию «Мусават», так как он считал, что как лидер народного движения он будет более полезен. Вслед за этим предложение возглавить партию от лидеров «Мусавата» в Турции поступило в мой адрес. Я посоветовался с Абульфазом Эльчибеем, он принял это предложение с удовольствием и одобрил мою работу в этом направлении, и после этого мы начали работать.

В марте 1992 года мы создали центр по восстановлению деятельности партии «Мусават» в Азербайджане, а в ноябре провели третий восстановительный съезд партии, и партия уже начала официально действовать.

- Расскажите подробнее о своем общении в советские годы с Абульфазом Эльчибеем, Этибаром Мамедовым. Проводимая вами деятельность была, своего рода, советским андеграундом. С какими трудностями Вы сталкивались?

- Ну, в университетские годы мы общались с Этибаром, Панахом и со многими другими. В университете было довольно много патриотично настроенных студентов. Мы постоянно обсуждали ситуацию в стране, будущее Азербайджана. Вопрос Южного Азербайджана, естественно, фигурировал во всех наших беседах. А в академические годы больше общения было уже с теми людьми, которые работали в академических институтах. Там тоже были очень интересные личности. К примеру, покойный Айдын Мамедов был очень сильным ученым, очень яркой личностью. Ариф Аджалов, Камил Велиев, Фиридун Джалилов и многие другие. С Абульфазом Эльчибеем я познакомился уже в конце 70-х годов. Меня познакомили с ним, но общаться мы начали уже в начале 80-х годов, во время семинаров и конференций по этногенезису азербайджанского народа. Там уже постепенно началась формироваться какая-то неформальная организация единомышленников по очень многим вопросам.

И вот эти неформальные организации постепенно начали формироваться, усиливаться в годы перестройки. Мы очень много общались и в стенах академии, и в университетах. Неофициальными местами общения были, конечно, бакинские чайханы. Это было очень популярно в то время. Во всех чайханах шли в то время бурные общественно-политические дискуссии, обсуждалось все – от независимости, единого Азербайджана до новых литературных произведений, новых кинофильмов и так далее. Тех кинофильмов и литературных произведений, которые касались судьбы Азербайджана.

Были интересные времена и интересные личности. Кого только мы не встречали в те годы в чайхане. От великого художника Саттара Бахлулзаде, который, естественно, говорил только на художественные темы, до влюбленного в Шушу, Карабах, азербайджанскую музыку Фиридуна Шушинского. Известные поэты, художники, композиторы, преподаватели вузов, академические работники, студенты, рабочие активисты - довольно разношерстная была компания, которая все время общалась. И в, принципе, бакинские чайханы были тем местом, где формулировались, уточнялись стратегические цели и задачи азербайджанского национально-демократического движения.

Расим Бабаев

• Зардушт Ализаде: Иран - ключевое звено для разрыва «Оси сопротивления» мусульманских стран в противостоянии с Израилем - КОММЕНТАРИЙ
• Президент Ильхам Алиев встретился с Президентом Зимбабве-ОБНОВЛЕНО
• Армянские круги в ярости: COP29 в Баку обострил «комплексы неполноценности» Иревана- Аналитика