«В материальном плане отец мне ничего не оставил»

Редакция Vesti.Az продолжает рубрику под названием «Золотые предки». В этой рубрике, будут представлены самые интересные моменты из жизни тех людей, которые оставили заметный след в истории, культуре, искусстве и науке Азербайджана. Их жизнь предстанет перед вами посредством рассказов их детей и ближайших родственников.

Очередной гость рубрики «Золотые предки» - видный комедийный актер, мастер психологичных и драматических ролей, народный артист Азербайджана Яшар Нури рассказывает о своем отце, выдающемся мастере отечественной сцены, актере-комике Мамедсадыге Нуриеве.

- Какие преимущества перед остальными имеет тот, кто родился в семье человека известного?

- Что касается меня, то я никогда не чувствовал себя сыном известного человека. То же и мои дочери, им и в голову не приходит как-то выделяться среди прочих. Быть может, сын лишь со временем начинает понимать, что его отец был знаменит, но мы никогда не стремились как-то раздувать это и злоупотреблять данным фактом. И потом, мой отец снискал известность и популярность уже ближе к концу жизни, ибо всю жизнь терпел несправедливости, оставаясь на заднем плане. Так что мне было бы бессмысленным стараться как-то выпячиваться. Речь может идти только о творческих особенностях.

- Стали бы вы Яшаром Нури, не будь вы сыном Мамедсадыга Нуриева?

- Конечно, нет. Замечу, что в материальном плане отец мне ничего не оставил. Нас в семье было четверо детей, два брата и две сестры, и только я пошел по актерской стезе. Если бы это у меня не получилось, то я бросил бы и выбрал другую профессию. Представьте, что у такого актера не было ни званий, ни наград. Поэтому я всегда говорю, что все полученные мной звания и достижения принадлежат не мне, а отцу.

- Если отбросить скромность и взглянуть непредвзято, то кого все же вы считаете сильнее – себя или вашего отца?

- Разумеется, отца. Я всегда за то, чтобы при любых сравнениях и сопоставлениях делать оговорку – «своего времени». В этом случае значимость человека искусства становится еще более зримой. Сегодня многие усмехнутся, посмотрев записи съемок 60-70-х годов, и аналогичную реакцию могут вызвать мои роли лет через 30-40. Только при взгляде в контексте времени становится очевидным масштаб Дадашова, Эльчина, Исрафила, Джудже, Гасанаги, Мамаедсадыга Нуриева. В этом плане я считаю отца лучшим актером. Он просто не получил достойную оценку.

- Ваш отец играл главным образом комические роли. А в семье он смешил, или вызывал слезы?

- Дома он был совершенно другим человеком. Мало говорил, редко сердился. Нашими играми, баловствами, драками занималась бабушка, а отец был человеком очень степенным и серьезным. Лишь иногда напевал под нос какую-нибудь песню.

- А бил он больно?

- Не бил вовсе. Самым суровым наказанием его был строгий взгляд. Как-то раз на спектакле в Театре музыкальной комедии я курил, и отец это увидел. Произнес только ироничное междометие – «bəa-bəh», но и этого оказалось достаточно, чтобы я, учившийся тогда в институте, бросил курить. Спустя годы постепенно опять втянулся.

- Можно ли провести аналогии между вашим отцом и созданными им образами, хотя бы образом незабвенного Давуда в известном фильме «Последняя ночь детства»?

- С Давудом его сравнить нельзя, поскольку отец был человек высокой культуры. Лучше бы его сравнивать с образом в спектакле Алиаги Кюрчайлы «Птица царства моей бабушки».

- Когда вы бывали свидетелем обиды отца на жизнь?

- Отец был человек несколько странный. Он все держал внутри. Когда мы знали, что в душе он страдает, внешне он никак не проявлял своих чувств. Скажем, бывало, что два месяца ему не платили зарплату, дома было трудно, но внешне он был вполне уравновешен. На работе против него интриговали, изводили, но и тогда никак не проявлял дурного настроения. Или же все знакомые, включая тех, кто младше и слабее, получали почетные звания, а он не получал. Садился и глубоко задумывался, дымил сигаретой, переживал все в душе. В итоге скончался в 57 лет.

- В чем же причина такой несправедливости?

- Не знаю. Ведь он сам ни слова не говорил на эту тему. Мы ужасались, что вчерашним пацанам дают звания, возносят, а отца будто и нет на сцене вовсе. Ты будь большим актером, имей семью и доброе имя, а тебя не замечают. Это ведь трагедия. Он был первым среди азербайджанских актеров, снявшимся в фильме-опере. Что же еще нужно было? Но опять звания не дали.

- Ну, а радость он высказывал?

- Бывало. Когда мы поступили в институт и когда получили диплом, очень радовался. И утешение находил про себя в том, что званий и наград не дают – ну и не беда, зато вот дети образованные.

- Чего в отце вам больше всего не хватает сейчас?

- Здесь трудно выделить что-то конкретно. Спроси любого, и он скажет – вот бы отец был жив. И не важно, кем был этот человек при жизни – ученым или грабителем с большой дороги. Да, мой отец увидел мое первое выступление на сцене, но я все думаю – хорошо, если бы отец сейчас был рядом и видел меня в нынешнем состоянии, пусть бы даже не мог уже играть, не мог ходить, инвалидом был. Очень не хватает мне его присутствия рядом, его дыхания.

- Каких успехов в жизни стоила вам ранняя утрата отца?

- В плане творческом существенных потерь я не понес. Будь отец жив, я все равно был бы на сцене. Все мы развиваемся на своих ошибках. Теперь мне уже под 60, и всеми достигнутыми успехами я обязан своим ошибкам.

- Что труднее – потерять отца, или потом с тоской вспоминать его?

- Конечно, терять. Горечь, испытанную в день утраты, не сопоставишь ни с чем. Да, носить в себе воспоминания несладко, мозг и душа постоянно полнятся горьких мыслей, от которых никуда не денешься, но терять – это совсем другое.

- Как вспоминаете тот день?

- В 1975 году у него начались первые боли, и мы отвели его к врачу. Поставили диагноз – рак легких. Потом повезли его в Москву, там у него вырезали легкое. Но пользы это не дало, под влиянием болезни постепенно утрачивал ясность мысли, то и дело терял сознание. Просил, чтобы повез его в разные места. В декабре, однажды вернувшись домой, я застал его в критическом состоянии, все собрались у его кровати. Пришел врач, осмотрел его, а потом откровенно сказал мне, что если мы хотим, он сделает укол, чтобы отец прожил еще два дня, но это ни к чему, только мучиться будет. Меня душили рыдания, я отвернулся и сделал знак рукой, что укола не надо. Отец уже хрипел. До сих пор у меня перед глазами страшная картина – незадолго до конца из глаз его скатились две слезинки. Его сестра сказала, что это жемчужная вода, показывает, что жизнь в глазах кончилась…

- И завещания сделать не успел?

- Нет, но перед тем, как состояние его ухудшилось, попросил похоронить возле его матери. Других завещаний не было. Когда отец умер, моей первой дочери было около 2 месяцев. Никто из внуков не носит его имени, поскольку бог дал мне двух дочерей, а моему брату – трех. Мать же моя жива и остается во главе семьи, ей 86 лет.

Турал Талехоглу

• Создатель Wildberries снимет драму о компании и бывшей жене
• Юбилей КАП: Бакинцы и поэты со всего мира вновь собрались в Баку-ФОТОСЕССИЯ
• Горские евреи и Азербайджан - документальный проект представили в Германии