«Гейдар Алиев был удивлен , когда я выполнил поручение» – БЕСЕДЫ С БАХРАМОМ

Сегодня 21 декабря юбилей – 90-летие легендарного азербайджанского скульптора-монументалиста, Народного художника Азербайджанской ССР (1982), лауреата высоких премий государственного уровня, замечательного педагога, под руководством которого вышло не одно поколение настоящих мастеров искусства, ректора Азербайджанской Государственной Академии Художеств (с 2001-го года), нашего учителя Омара Гасановича Эльдарова, с чем я его от всей души поздравляю.

Омар муаллим – человек, к которому я отношусь с большим уважением. Он один из самых известных азербайджанских скульпторов, создавший великолепные памятники культуры и истории – поэтессы Натаван, поэта Физули, композитора Узеира Гаджибекова, Гейдара Алиева и многих других знаменитостей. Это не просто скульптор, а мастер-легенда, золотыми буквами вписавший свое имя в историю азербайджанского искусства.

Поднимаясь по лестнице, я был впечатлен работами, как живописными полотнами, так и скульптурами, которые украшали стены Азербайджанской Государственной Художественной Академии. Как выяснилось в процессе нашей беседы с Омаром Гасановичем,  эти творения дело рук не преподавателей Академии, а студентов разных курсов. Невольно я поймал себя на мысли, что наша Академия ничем не уступает многим известным музеям, ведь ее коллекция великолепна. 

Во время нашей беседы он мне показывал фотографии своих шедевров на страницах роскошного издания о его жизни и творчестве. Мы поговорили на самые разные темы, начиная с детства, кем были родители Омара Гасановича, как он оказался в Баку, насколько интересным складывался его творческий путь и, конечно, затронули главный вопрос – есть ли сегодня у нас студенты, способные в будущем стать достойной сменой нашим корифеям. 

- Омар муаллим, здравствуйте! Если не ошибаюсь, Вы родились в Дербенте, а как оказались в Баку?

- Здравствуй, дорогой Бахрам. Рад, что ты зашел к нам в Академию. Это интересная история, которую я очень часто рассказываю. Я и мой старший брат Рашид родились в Дербенте. Мой папа – Гасан Эльдаров, с 1914 года был членом Дербентского марксистского кружка РСДРП и к тому же единственным азербайджанцем, который в нем состоял. Он был любознательным и продвинутым человеком. А основателем и руководителем этого кружка был некий Маркус, у которого было две сестры, также входящие в эту организацию.

Представьте себе, что впоследствии одна из них стала женой Сергея Мироновича Кирова. Мой папа был из тех марксистов, которые вступили в партию еще в царские времена, имея в виду не какие-то личные карьерные выгоды, а руководствуясь внутренним чувством справедливости. Приведу известное выражение – «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи». Мой папа и был таким романтиком, который, несмотря на риск быть репрессированным, мечтал изменить существующий порядок, когда шла борьба за власть и опасности поджидали человека на каждом шагу. Это было сложное время. Если ты кому-то был неугоден, тебя запросто могли подставить, чтобы нейтрализовать. Однако, отец по своей природе был отважным человеком, такие вещи его не пугали.

Его обучение в Санкт-Петербурге на агронома совпало с революцией 1917-го года. В этот период произошло столько событий, что о жизни папы можно написать целую книгу, но я расскажу вкратце. Волею судьбы и партии, он оказался в Саратове, где и встретил мою маму. Она тогда была еще совсем молодая, красивая, беленькая, а он кавказец, мужественный, харизматичной. Они поженились. Это была большая любовь. Мама была фармацевтом, которая сама делала лекарства. 

Спустя время папа присоединился к так называемому Татарскому полку 11-ой Красной армии и уже вместе с ними начал продвигаться в сторону Кавказа. В этот полк, сформированный в Царицыно, входили азербайджанцы и другие кавказцы, которых русские в те годы часто называли татарами. Полк, проходя города, оставлял там своих сторонников для укрепления идейного момента. Таким образом, родители остались жить в Дербенте.

Однако, вскоре началась волна «ленинских чисток», которые проходили неоднократно. В итоге, папа был исключен из партии с формулировкой «национализм» будто на него поступали многочисленные жалобы со стороны представителей одного из «малых народов», населявших Дагестан – горских евреев. В то время папа сильно заболел и физически не мог явиться на собрание, на котором должны были рассматривать его дело. Разбирательство отложили до его выздоровления, но немного придя в себя, он собрал семью и решил переехать в Баку. Риск был велик. Он больше боялся не за себя, а за нас, ведь прекрасно понимал, с какими трудностями нам придется столкнуться, если его отправят в ссылку.

Отец понял, что начался неспокойный переломный период, который сопровождался жесточайшей борьбой за власть, а принимать участие в этой подлой возне не хотел. Он был человеком идейным и честным, а подобные интриги были не для него. Таким образом, в 1923 году мы переехали в Азербайджан. Папа был исключен из партии и больше туда не возвращался, хотя возможность это сделать была. Возможно, оно и к лучшему, ведь кто знает, может, и его постигла бы печальная участь, ведь эти регулярные чистки сломали столько невинных судеб и довели людей до отчаяния, принеся горе и страдания.

- Давайте поговорим о Вашем творчестве. Почему Ваш выбор пал именно на скульптуру? Почему не живопись, к примеру?

- Несмотря на то, что отец был агрономом, и преподавал эту науку в Институте сельского хозяйства, он был творческой натурой. Папа обладал наклонностями гуманитарного характера. Это впоследствии было подтверждено одним из его учеников - старшим братом Гейдара Алиевича – Гасаном Алиевым, агрономом, биологом. Мой отец был его первым учителем по специальности, о чем он мне сам как-то сказал. Представьте себе, что папа в институте организовал драмкружок, руководил им и поставил известную пьесу Джалила Мамедкулизаде «Мертвецы», причем сам исполнял главную роль. Некоторые из его подопечных впоследствии стали народными артистами страны, известными личностями.   

Папа, заметив у меня интерес к рисованию, поощрял мои занятия творчеством. Ему нравилось, что я рисую. Он покупал мне альбомы, карандаши, краски, чтобы я мог заниматься любимым делом. Помимо этого, он привозил хорошие академические книги по изобразительному искусству из Санкт-Петербурга, к примеру, двухтомник знаменитого итальянского живописца и архитектора Джорджа Вазари, который до сих пор хранится у меня дома. Однажды, когда папа был в отъезде, мама отвела меня шестилетнего в студию одаренных детей. Однако, поначалу наш визит нельзя было назвать удачным, так как набор в класс живописи закончился буквально на днях. Нам нужно было прийти на 1-2 дня раньше, а мы опоздали.   

- Расскажите про человека, который, можно сказать, предопределил Вашу дальнейшую судьбу и будущую профессию…

- Когда мы узнали, что набор будет только на следующий год и решили уйти, к нам с мамой подошла высокая статная русская женщина, тогда она мне показалась еще более высокой (смеется). Это была Анна Ивановна Казарцева, педагог по классу лепки. Она задала мне вопрос: «Мальчик, может, ты хочешь лепить из глины, пластилина, например, курочку, голубя, яблочко?».

Дело в том, что у нее был недобор в скульптурном классе. Зайдя в класс, я увидел, как дети сидят, лепят что-то своими руками и мне это понравилось, поэтому сразу согласился. Мне понравилось лепить. Именно эта женщина, и открыла во мне амбициозность, пробудила сильное желание творить и создавать. Заложила мечту в сознании ребенка о прекрасном будущем. Она увлекла меня этим делом, а самое главное – очень часто хвалила меня, отмечая мой талант, а однажды сказала мне, словно заглянув в мое будущее: «Омар, ты такой способный мальчик, когда вырастишь, будешь ходить по своему родному городу Баку, а твои скульптуры и памятники будут стоять на главных площадях, скверах и улицах города. Я знаю, что ты всего этого добьешься, потому что у тебя есть талант!». Я навсегда запомнил ее слова, которые так глубоко запали мне в душу и стали пророческими.

Отмечу, что через руки Анны Ивановны прошли практически все мои сверстники, так как данная студия была впоследствии переименована в Дом пионеров. Поэтому ее все помнят и очень уважают. 

Моё увлечение скульптурой стало неожиданностью для отца. Скульптура была нетипична для Азербайджана, в частности, для Баку. В Азербайджане в те времена не было скульпторов, да и само понятие «скульптура» было далеко от реалий страны того времени. Вот тогда я и начал заниматься скульптурой, а живопись постепенно перешла на второй план.

- Омар муаллим, расскажите, где Вы обучались, и кто были Ваши педагоги и сокурсники…

- После окончания семи классов я поступил в Художественное училище на факультет скульптуры. Мне преподавал гениальный мастер резца, лауреат Государственной премии и Народный художник Азербайджанской ССР Фуад Абдурахманов - веха в истории азербайджанского монументализма и Пинхос (Пётр) Владимирович Сабсай — советский скульптор, академик, Народный художник СССР, лауреат Сталинской премии первой степени.

Непосредственно со мной работал именно Абдурахманов, у которого я многому научился. К моменту окончания войны я окончил три курса Художественного училища и вечернюю школу рабочей молодежи, получив аттестат. Это дало мне право поступать в Государственный Академический Институт Живописи, Скульптуры и Архитектуры имени И.Е. Репина при Российской Академии Художеств, что я и сделал в 1945-ом году. Успешно сдав экзамены, я начал учиться в Санкт-Петербурге. 

Если говорить о педагогах, то их было много. Это было связано с тем, что в те годы в СССР шла борьба с формализмом, поэтому учителя часто менялись. Я был в классе знаменитого советского и российского скульптора Александра Терентьевича Матвеева, у которого было много сторонников и последователей. Однако, постоянное внедрение новых педагогов, отличающихся другими взглядами, порой, довольно резкими и принципиально противоположными, в какой-то степени, оказало негативное воздействие на стройность обучения, но если говорить об общей картине, то она была положительной.

Многие корифеи учились со мной именно в тот послевоенный период, когда искусство стало усиленно развиваться. Например, Михаил Аникушин, более титулованного скульптора, чем он, в СССР не было. Советский живописец, график и педагог, профессор Евсей Моисеенко, который, руководя мастерской в Академическом институте живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина, воспитал несколько поколений художников. Конечно, Алексей Тимченко, очень талантливый скульптор. Андрей Мыльников – советский и российский живописец, педагог, профессор. Вице-президент РАХ в 1997—2012 гг. Этот список можно продолжать довольно долго. Одним словом, это была целая плеяда творческих личностей - корифеев, которые вошли в историю не только, как гениальные мастера, но и прекрасные педагоги, воспитавшие целые поколения художников и скульпторов. 

- Омар муаллим, Вы романтик?

- Я всегда оставался самим собой и никогда не отходил от своего стиля, своей манеры. Индивидуальность для меня всегда очень важна. В общем направлении искусства, причем, не только изобразительного, а в целом, я истинный романтик. Изображаемый мною образ должен быть приподнятым. Именно поэтому меня причисляют к романтикам, а я и не отрицаю, ведь это - правда (смеется). Сюда можно добавить амбициозность (слова Анны Ивановны), что сильно отразилось на моем творчестве. 

Конечно, в институте идет тщательное обучение академизму, включая стиль, культуру, пластику. Мои наклонности мне даже в какой-то мере мешали. Например, мой сын Муслим во время обучения больше вобрал в себя культуру питерской пластики, особенностей этого стиля. Со мной ситуация была несколько иная. Я больше оставался верен себе. К примеру, в своей работе часто хочу привлечь особое внимание к внешним формам, внешней атрибутике. Возможно в моем творчестве, временами проявляется какая-то поверхностность, не хватает глубины, или где-то много деталей, но я всегда стараюсь, чтобы скульптура моя была экспрессивной, даже в чем-то, на первый взгляд, броской, запоминающейся и врезающейся в память.

- Получается, что амбиции для скульптора играют важную роль? 

- В нашей профессии без амбиций не получится, она не терпит скромности. Здесь нужны цели, причем большие. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Однако это не значит, что не следует знать меру. Амбиция развивает стремление к более высокому уровню, новой планке, которая побуждает тебя идти вперед к поставленной цели. Уточню, что это не карьерные амбиции, а профессиональные. Всегда сравниваю людей искусства со спортсменами. Спортсмен, идущий к цели, ставит высокую планку и стремится к ней. С каждым разом, каждой попыткой его результат будет только лучше предыдущего. В искусстве аналогично.

Именно поэтому я всегда говорю – ставьте высокие планки, в итоге результат окажется стоящим. Человека искусства необходимо мобилизовать на достижения, иначе он не будет стремиться к лучшему, высшему, а так и останется где-то в тени, а нужно стремиться находиться под лучами солнца, купаться в свете.

- За свою жизнь Вы создали множество памятников гениальным личностям Азербайджана. Не могли бы Вы выделить несколько наиболее значимых своих работ?

- Ух, интересный вопрос (смеется). Я уже сбился со счета, умудрившись создать много скульптур. Конечно, из такого множества работ выделить несколько довольно сложно, но всегда запоминается не первая работа, а именно первый памятник, который стоял на площади, как в свое время пророчила Анна Ивановна Казарцева. Это был памятник легендарной азербайджанской поэтессе Хуршидбану Натаван, дочери последнего правителя Карабаха Мехтигулу хан Джаваншира, внучке Ибрагим Халил хана. Конечно, этой работе я уделил много внимания, сильно переживал, каким же получится конечный результат, насколько правильным у меня получится передать образ этой исторической личности. 

- Как Вы создавали образ Натаван, ведь фотографий практически не было?

- В моем распоряжении было всего два снимка, которые я взял в архиве Музея азербайджанской литературы имени Низами Гянджави. Примечательно, что на обеих фотографиях она запечатлена сидя. На одном из фото ее лицо прикрыто, на другом более открыто. Насколько мне известно, более поздний снимок был сделан после смерти супруга, когда она сильно переживала. Лицо, немного скорбящее с печалью, уже не очень красивое, но очень интересен взгляд поэтессы, устремленный куда-то вдаль, словно глаза спрашивают – что делать дальше, как жить, что теперь будет? Я смотрел на фотографии, и образ стал рождаться в моем сознании. 

Мы привыкли, что памятник должен стоять прямо или сидеть на пьедестале. Я решил создать образ иначе, чтобы рука поэтессы слегка касалась подбородка. Вдобавок к этому, подумал, что необходимо внести разнообразие в создание монументов. В то время такой поступок расценивался, как некая дерзость (смеется). Я постарался передать благородство и аристократизм моей героини даже через позу, в которой она сидит.

Натаван не сутулится, наоборот, ровно держит спину, сидит немного приподнято в соответствии со своим рангом. Я постарался подчеркнуть то, что наряду с творчеством и благородным происхождением, Натаван является олицетворением азербайджанской женщины, вобрав в себя все положительные качества. В писательских кругах о Натаван шла молва, как о красавице, поэтому я постарался ее сделать красивой и привлекательной.

В итоге, я сделал не памятник, а полу-фигуру в мраморе, вложив в нее все свои умения. Ее левая рука приподнята, а голову покрывает знаменитый азербайджанский национальный платок келагаи.

Работа была сложная, ведь на поэтессе были украшения, а на одежде — много драпировок. Еще Александр Дюма, который общался с Натаван, говорил, что она одета богато, но не элегантно с его, французской, точки зрения — слишком много аксессуаров. На большой закавказской выставке, на которую приехал академик Президиума Академии Художеств СССР, выдающийся советский скульптор - монументалист, народный художник СССР (1959), действительный член (1953) и вице-президент (1970) Академии художеств СССР, пятикратный лауреат Сталинской премии Евгений Вучетич, был поражен моей работой. Она ему страшно понравилась. Он выступил с предложением выдвинуть памятник Натаван на Сталинскую премию, но дальше слов ничего не пошло. Вопрос замяли, так как это было не решением «сверху», а предложением знаменитого скульптора Вучетича.

Другой на моем месте, наверное, сразу бы пошел в ЦК и сказал, если сам вице-президент Академии художеств СССР сделал такое предложение, почему его не исполняют. Возможно, молодость сказала свое слово. Я подумал, наверное, еще рано, ведь это была первая выставочная работа такого уровня.

Конечно, впоследствии памятник Хуршидбану Натаван отправился на всесоюзную выставку, но в Азербайджане никто не проявил желание его приобрести. В итоге, она была куплена в Москве, и, если не ошибаюсь, отправлена в Беларусь. Куда она попала во время распределения культурных ценностей между музеями советских республик, мне не известно.   

- Но сегодня нашу столицу украшает другой памятник выдающейся поэтессе…

- Расскажу, как это было. В те годы председателем Верховного Совета Азербайджана был Мирза Ибрагимов, и ему, думаю, не как партийному работнику, а как писателю хотелось, чтобы в Баку был памятник поэтессе Хуршидбану Натаван — человеку прогрессивных взглядов и популярному в народе.

Возможно, он предвкушал, что воплощенный в камне образ красивой женщины украсит Баку. В итоге, он решил воплотить в жизнь эту идею. Нарушая правила, без предварительного обсуждения в ЦК и благодаря личному авторитету Мирзы Ибрагимова, решение о возведении памятника было принято, а создавать его поручили мне, так как он был хорошо знаком с моим творчеством. Ибрагимов ранее, когда еще был только председателем Союза писателей, зашел как-то ко мне в мастерскую. Ему понравились мои скульптуры. Он был в восторге. 

Я не раз подчеркивал, что памятник азербайджанской поэтессе отличается от других моих работ тем, что он менее портретный, а место, где его установили, довольно необычное для памятника -    это перекресток, а не площадь или сквер, как это обычно бывает. Данный памятник еще долго обсуждался, как профессионалами, так и простыми любителями. Помню, как все приезжавшие тогда в Баку видные скульпторы подчеркивали эту удачу (место установки). Единственный минус — памятник стоит против света и его трудно фотографировать (улыбается).

- А как на счет других памятников?

- Конечно, не могу не выделить памятник легендарному азербайджанскому мыслителю и поэту Физули, который мы воздвигли вместе с моим коллегой Токаем Мамедовым, долгие годы, работая в соавторстве. Мы с ним вместе учились в училище, затем в институте и даже определенное время жили в одной комнате, а потом дружили семьями. Однажды он предложил мне работать вместе, быть соавторами, а не конкурентами. Я положительно воспринял эту идею. 

Идея данной композиции была моя, памятник создавался для республиканского конкурса, на котором мы с Токаем взяли первое место, причем подготовив две версии, так как первоначальное место для будущего памятника впоследствии было изменено. Мне пришло в голову сделать композицию с изображением сцен из наиболее популярного произведения поэта – «Лейли и Меджнун», а наверху - сам поэт, в задумчивой позе. Отмечу, что это был габаритный памятник, для создания которого была взята огромная каменная глыба, вес которой после обработки составил около 40 тонн.

Когда Гейдар Алиевич поручил мне создать памятник Гусейну Джавиду, мне вновь захотелось  сделать что-то необычное и не традиционное. Несмотря на то, что будучи драматургом, Джавид в своем творчестве затрагивал философские, исторические и политические темы, он всегда оставался романтиком. Глубоко изучив жизнь и творчество мастера, я не забывал, что у него была довольно тяжелая судьба, ведь поэт Джавид был сослан, драматург трагически погиб.

Его можно назвать и символом репрессии, сломленных судеб, а точнее постоянной борьбы, и романтизма одновременно. Он жил в период революции, и это не могло его не затронуть. Его считали аполитичным, потому что в своих произведениях Джавид недостаточно затрагивал тему революции. Сейчас модно быть аполитичным, а в то время это не поощрялось.

Работая над скульптурой, мне захотелось отразить все вышеперечисленное на памятнике. В итоге, получилась следующая композиция - драматург на небольшом пьедестале оказался в центре большого круга, некоего круговорота или бури, в которую довелось попасть Джавиду. Романтизм в работе отражен следующим образом – это настрой самого мастера, ведь в одной руке он  держит трость, а в другой - розу.

Помню реакцию Гейдара Алиева на эскиз памятника Гусейну Джавиду, когда он зашел ко мне в мастерскую. Именно он и поручил мне создание данного монумента, но, думаю, ожидал увидеть что-то традиционное. Не буду скрывать, что мой эскиз его сильно удивил. Но принимая во внимание то, что Гейдар Алиевич был человеком прогрессивным и дальновидным, любящим искусство, он был впечатлен памятником, когда я объяснил ему смысл своей задумки. В связи с этим Алиев дал согласие, чтобы памятник создавался именно по данному эскизу. Думаю, был бы на его месте другой человек, мне бы не удалось воплотить свою идею в жизнь (улыбается). 

- А что касается памятника Азиму Азимзаде?

- К большому сожалению, его убрали. Несмотря на то, что Гейдар Алиевич, кому и принадлежала данная инициатива, принял мою скульптуру, и она ему пришлась по душе, но кому-то из религиозных деятелей Азербайджана не понравилось, что один из персонажей данного памятника, а именно мулла, вышел вроде как некрасивым.

Мы все знаем, что Азим Азимзаде был карикатуристом и в своем творчестве подвергал критике очень многие аспекты нашей жизни, и духовенство не являлось в этом плане исключением. Клерикальная критика занимала у него отдельное место.

- Но ведь сегодня наш город украшает другой памятник великому карикатуристу, установленный в одноименном парке, где находится первый общественный книжный шкаф…

- Эту скульптуру я сделал гораздо позже. Она, по моему мнению, несколько великовата для этого небольшого парка, расположенного в Ичеришехер. Отмечу, что некоторые гранитные фрагменты данного памятника были потеряны.

- Вы скульптор с многолетним стажем работы и колоссальным опытом. Хотелось бы узнать следующее: изменилась ли скульптура, скажем так, в сравнении с 70-80 годами прошлого столетия? Что в ней поменялось?

- Скульптура всегда немного меняется, это непрерывный процесс, который нельзя остановить. Однако не стоит забывать, что когда мы только начинали ее развивать у нас в стране, я имею в виду те кадры, которые родились в Азербайджане, это было чем-то новым для нашей культуры. В те годы скульптура для нас только начиналась. Самыми знаменитыми скульпторами того времени стали Фуад Абдурахманов и Джалал Каръягды – истинные корифеи. Остальных практически никто и не знает. Максимум вдобавок можно назвать еще 2-3 фамилии, но не более. Это было связано с тем, что скульптура в Азербайджане делала свои первые шаги. Это был период становления. И когда я, к примеру, работая над памятником Натаван, вносил какие-то незначительные изменения, например, поменял положение одной руки, это расценивалось, как нечто революционное.

Аналогично могу сказать и о памятнике Физули, для которого я создал объемную композицию, тем самым выйдя за традиционно установленные рамки. Перед тем, как претворять в жизнь такие вроде как незначительные новшества, нужно было хорошо подумать, ведь это был риск, причем самый реальный. Для того времени это была невероятная смелость, хотя сейчас на это вряд ли кто-то обратит особое внимание. В наши годы был стандарт, по которому требовались определенные работы, особенно, если ты выполняешь госзаказы, и что-то менять, импровизировать и экспериментировать было непросто, но я все-таки на это решался (улыбается). Сегодня на подобные вещи смотрят более лояльно.  Думаю, отличие в этом. Сегодня в скульптуре больше свободы, скульптура стала более разнообразной, нынешним монументалистам уже легче экспериментировать и вкладывать в работу именно свое видение, а не делать именно так, как оно принято….   

- Насколько важно внешнее сходство для скульптуры?

- Это интересный момент. Если мы говорим о памятниках, то здесь, естественно, сходство крайне важно. Оно жизненно необходимо, если речь идет о наших корифеях и известных личностях, которых мы знаем, любим и ценим. Мы знаем, как выглядят эти люди, часто видим их по телевизору или встречаем в реальной жизни. Поэтому зрители просто не простят скульптуру, если памятник не будет иметь визуального сходства с оригиналом. Конечно, как показать характер, эмоции и харизму каждый мастер выбирает индивидуально, но главное – передать основные особенности данной личности, ее узнаваемость и неповторимость, чтобы люди узнавали, кому установлен памятник, не читая надписи на барельефе или постаменте. 

Другой момент, когда перед скульптором стоит задача создать памятник исторической личности, но у тебя отсутствует портрет данного человека. К примеру, памятник Физули, Авиценне и многим другим мыслителям, которые я создал. Здесь мне приходилось изучать жизнь, биографию и деятельность этих людей, чтобы узнав характер, особенности человека, показать это все в скульптуре. 

- Будучи ректором Академии художеств, Вы регулярно общаетесь с молодежью, поэтому Вы, как никто другой, можете ответить на наш вопрос – есть ли у нас сегодня талантливые ребята, которые в будущем смогут стать великими скульпторами?

- Не раз говорил, что азербайджанский народ очень талантлив и самовыразителен. Наш народ склонен к творчеству, у него высокая генетическая предрасположенность к изобразительному искусству и музыке. Можно сказать, что в исламском мире те формы искусства, которые мы имеем сегодня, зародились, начиная с Бахруза Кенгерли, Азима Азимзаде и других, причем именно в нашей стране. Затем появились такие художники, как Саттар Бахлулзаде, Микаил Абдуллаев, Беюкага Мирзазаде, братья Нариманбековы и другие.

Изобразительное искусство в Азербайджане продолжает развиваться. Новое поколение художников и скульпторов - это сильные, талантливые, целеустремленные, амбициозные ребята. Я это могу подтвердить, как ректор Академии художеств, ведь у меня есть возможность следить за их творчеством и развитием. При желании каждый может в этом убедиться, ведь Академию украшают работы наших студентов, достаточно просто пройтись по коридорам и убедиться в этом самим. Многие студенты поступают совсем «сырыми», но после окончания это уже готовые мастера, которым можно доверить самую сложную работу, и я вас уверяю, они выполнят ее на отлично. Некоторые из работ наших студентов, находящиеся в Академии, можно смело ставить на площадях города. Я ручаюсь, что они придутся по вкусу горожанам и вызовут только положительные отзывы. И это притом, что наряду с городскими ребятами у нас учится большое число студентов из дальних районов, которые горят желанием творить, создавать и стать известными мастерами современности. 

Дело в том, что многие из них сегодня не востребованы, что очень огорчает. Они не должны быть безразличны, как обществу, так и власти. Устраивая конкурс, нужно давать возможность молодым ребятам проявить себя, а не старикам, которые чуть моложе меня. Понятно, они авторитетны, но ведь в молодости они также получили шанс продемонстрировать свои творческие способности, так почему бы им не предоставить возможность новому поколению показать свой талант?! Не надо бояться доверять молодежи сложную работу, они справятся, я вас уверяю, так как они в достаточно высокой степени освоили свою профессию (улыбается). 

- Омар муаллим, от чего, по-Вашему, зависит успех скульптора? Какие критерии важны для творческой личности? 

- Природные данные, трудолюбие и амбициозность в профессиональном плане. Эти три критерия играют важнейшую роль в успехе будущего скульптора. Анна Ивановна включила во мне такие амбиции, что я не мог остановиться и старался ставить планку все выше и выше. Достигал одну цель, ставил другую и т.д. (смеется). Немаловажную роль играет здоровая конкуренция, которая также подталкивает ребят к самосовершенствованию.

- Не могли бы Вы сказать несколько слов о молодом талантливом скульпторе Самире Качаеве, который погиб во время апрельских событий прошлого года?

- Да, Самир Качаев – это была яркая творческая личность. За столь недолгую творческую активность он смог создать целый ряд замечательных произведений. Самир был одаренным от природы, интеллигентным и воспитанным парнем, родом из Шамахы. Его все любили, а это редкий случай, когда человек излучает какую-то положительную энергию, притягивающую к нему людей. Конечно, очень жаль, что его судьба так трагически оборвалась, ведь он был в самом расцвете сил, когда нужно работать, творить и создавать.

Не сомневаюсь, что Самир мог бы стать знаменитым, если бы не тот трагический случай. Сделанные им памятники и скульптуры могли бы стать украшением нашего города, но судьбу изменить нельзя. В память о Самире был проведен ряд мероприятий, включая выпуск большого фотоальбома и выставку, но, к большому сожалению, этим человека не вернешь. Светлая память! 

- Какие критерии предъявляются к абитуриентам при поступлении в Академию? На что сегодня в первую очередь обращает внимание экзаменационная комиссия? 

- Здесь также все криво и косо. Объясню почему. В нашей Академии принята Болонская система обучения. Она хороша, но только не для нас, не для людей, которые занимаются творчеством. Данная система прекрасна для математиков, физиков, химиков, географов и всех других, кого можно пропустить через компьютер. Нас, имею в виду художников, скульпторов, музыкантов, нельзя пропустить через компьютер, но, тем не менее, этот критерий (сдача экзаменов по разным предметам, например, логика и информатика) остается на первом плане, а творчество идет второстепенным. Это неправильно, так быть не должно. В первую очередь, нужно отбирать людей по способностям, которые действительно талантливы, а такие ребята часто не проходят, так как испытывают сложности при сдаче письменных экзаменов. Поэтому я считаю, что первостепенную роль в нашем случае должны играть именно творчество, талант и потенциал будущего мастера, а все остальное переходить на второй план. 

- Омар муаллим, спасибо Вам большое за интересную беседу. Был очень рад пообщаться с Вами! Желаю Вам крепкого здоровья, счастья и талантливых студентов.

- Спасибо большое. Успехов тебе во всем! Заходи к нам чаще! 

Интервью с Омаром Эльдаровым подготовлено при поддержке сети книжных магазинов «LIBRAFF»

• Скончался заслуженный артист Азербайджана Джаваншир Мамедов
• В монастыре Амарас проведен мониторинг
• Стали известны подробности о состоянии здоровья Чингиза Абдуллаева