Нищета, риал и ярость улицы: тревожный сигнал для властей Ирана - АНАЛИТИКА

Когда иранские власти повысили стоимость топлива, все ждали взрыва негодования.

Так было в 2019 году, когда на улицы вышли сотни тысяч человек и режим чуть было не рухнул: толпы перекрывали трассы и поджигали государственные учреждения. Власти ответили жестко — за неделю лоялистские ополчения, басиджи, убили более тысячи человек. Эти события получили название «кровавый ноябрь».

На этот раз руководство страны решило повысить цены на топливо с 6 декабря: минимальные объемы теперь отпускаются по лимитам и по фиксированной низкой цене, но если топлива нужно больше, за него приходится платить значительно дороже. Эти меры ударили по разным группам населения — во-первых, по огромной армии транспортников, чьи расходы резко выросли, во-вторых, по бедноте, которая неизбежно страдает от роста цен почти на все товары, поскольку дорожают перевозки.

Ожидая протестов, правительство вывело на улицы полицию и ополченцев-басиджей, но ничего не произошло.

Можно гадать, почему так вышло. Недовольство никуда не исчезло. Возможно, люди сдержались именно потому, что улицы были заполнены силовиками. Так или иначе, в тот момент ничего не случилось, и режим расслабился. Это была его ошибка.

Спустя три недели иранская валюта в очередной раз обесценилась. Риал рухнул — курс доходил до 1 450 000 за один американский доллар. Падение валюты ударило по мелкому и среднему бизнесу. В Тегеране на улицы вышли торговцы, городской рынок закрылся. К ним присоединились тысячи жителей столицы. Забастовка торговцев и их шествия стали триггером. Затем протесты перекинулись на Карадж и Мешхед.

Стоит напомнить, что городской базар играет ключевую роль в жизни Ирана. Мелкий и средний бизнес был одним из главных участников революции 1978–1979 годов. Это чрезвычайно влиятельный слой. Предприниматели Ближнего Востока ценят стабильность и редко выходят на улицы. Но если они решаются на протест, значит ситуация действительно серьезная.

Правительство в панике отдало приказ Центральному банку продавать валюту, чтобы остановить падение риала и очередной неминуемый скачок цен. Однако мера была предпринята слишком поздно.

Дело в том, что у иранцев накопилось слишком много причин для возмущения. Многих раздражает, что власти оказывают финансовую поддержку внешним силам — ХАМАС и «Хезболле» — на фоне растущей бедности внутри страны. Не случайно протестующие скандировали: «Не Газа, не Ливан — жизнь отдам лишь за Иран!».

Но и это лишь триггеры. Иранцы и без того находятся в состоянии ярости. Протесты, словно землетрясения, обрушиваются на режим с 2017 года. Более 70 процентов населения живут на черте или за чертой бедности. Инфляция даже по официальным, заниженным данным достигает 40–50 процентов в год, и при таком росте цен население стремительно нищает. Иранский режим весьма эффективен во внешней политике — в создании сетей союзников и влияния в регионе. Но его ахиллесова пята — экономика и инфраструктура.

К этому добавляются водный и энергетический кризисы — дошло до абсурда: власти всерьез обсуждают проект переселения жителей 10-миллионного Тегерана из-за хронической нехватки воды. Страна с колоссальными природными ресурсами оказалась неспособной решить базовые инфраструктурные задачи.

Причины давно известны: системная некомпетентность и повальная коррупция. Узкий правящий слой миллионеров и миллиардеров, связанный с силовыми структурами КСИР (Корпус стражей исламской революции) и аппаратом верховного лидера, откровенно кормится за счет бюджета.

Сеть государственных и квазичастных компаний годами перекачивает финансовые потоки из казны через структуры, формально разные, но фактически контролируемые высшими чиновниками и их родственниками. Решения этой группы принимаются в логике краткосрочной выгоды и регулярно заканчиваются новыми кризисами. В итоге правящая верхушка все больше замыкается на себе и стремительно теряет поддержку остальных слоев общества.

Стабильные рабочие места постепенно уходят в прошлое. Власти проводят частичную приватизацию государственных компаний, и сотни тысяч трудящихся вынуждены довольствоваться временной, негарантированной занятостью. Это вызывает ярость у рабочего класса и квалифицированных специалистов.

По официальным социологическим опросам, более 70 процентов иранцев выступают за отделение религии от государства, что фактически является приговором иранской модели управления — велаят-э-факих (системе власти духовного лидера, теолога и специалиста по мусульманскому праву). Согласно исследованиям нидерландских социологов, большинство иранцев поддерживает смену режима.

Страну регулярно сотрясают забастовки, организуемые либо профсоюзами, либо собраниями трудовых коллективов, причем последние, как показывает иранская практика, гораздо опаснее. В 1978 году именно эти непрофсоюзные, бескомпромиссные выступления привели к общенациональной забастовке, параличу промышленности и захвату ряда фабрик работниками. На предприятиях формировались выборные органы самоуправления — рабочие советы, как это нередко происходило в XX веке во времена классических, а не «цветных» революций.

Вторым ключевым событием стал прорыв полумиллиона жителей Тегерана на шахские военные базы, создание вооруженных ополчений и бои в столице между этими формированиями и шахской гвардией 9–11 февраля 1979 года.

Эти два удара привели к падению шахского режима и победе революционных сил. Среди них выделялось духовенство во главе с аятоллой Хомейни, которое, опираясь на лояльные ему ополчения (КСИР), сумело последовательно уничтожить остальных участников революции: ликвидировать рабочие советы, разгромить социалистические группировки, разрушить партии либерал-демократов и националистов.

Тем же путем духовенство и КСИР подавили выступления национальных регионов — азербайджанцев, курдов, арабов и белуджей — и в конечном счете полностью укрепили свою власть.

Возможно ли повторение этого сценария сегодня? Вряд ли. Похоже, у большинства протестующих нет той решимости, которая была у миллионных толп, ложившихся под пули, захватывавших заводы и военные базы, веря либо в спасение на небесах, либо в наступление на земле золотого века равенства и братства. Однако сегодняшние протестующие движимы отчаянием, а люди в таком состоянии способны на многое.

Любопытно и другое: в конце 1970-х мелкие торговцы выступали против шаха и поддерживали духовенство. Сегодня этот влиятельный слой общества выступает уже против духовенства и нередко скандирует лозунги в поддержку возвращения шахского режима. Спустя 48 лет после революции его симпатии развернулись на прямо противоположные.

Вообще лозунги в поддержку реставрации шахской монархии сегодня довольно популярны. Та же толпа в Тегеране 29 октября скандировала: «Это последняя битва — Пехлеви вернется!». Первым шахом династии был Реза-хан Пехлеви, взошедший на престол в 1925 году, а последним — Мохаммед Реза Пехлеви, свергнутый в 1979-м. Сегодня монархисты выступают за возвращение династии во главе с сыном последнего шаха — Резой Пехлеви.

Это не означает, что большинство иранцев поддерживает именно такой сценарий общественных преобразований. В стране достаточно либералов и националистов самых разных направлений. Сохранились и небольшие группы автономных рабочих и социалистов, выступающих за систему выборных рабочих советов, подобную той, что существовала на фабриках в 1978 году, однако сегодня эти движения маргинальны.

В целом политическая атмосфера Ирана радикально отличается от эпохи революции, что открывает пространство для альтернативных сценариев — от реставрации монархии до прихода к власти военных из числа действующих силовых элит, недовольных КСИР и исламской республикой.

Мы не знаем, чем закончатся нынешние выступления. Возможно, они вновь будут подавлены — так уже случалось много раз после 2017 года и в 2009-м, во время так называемой «зеленой революции». У режима по-прежнему большие возможности для силового подавления. Да и сами протестующие пока выглядят более робкими и нерешительными по сравнению с массами 1978–1979 годов.

И все же ощущение нарастающей нестабильности в Иране стало отчетливым. Рост цен. Крах национальной валюты. Энергетический кризис с регулярными отключениями электричества. Водный кризис. Экологический кризис — исчезновение озера Урмия, пересыхание рек. Кризисов стало слишком много. И вечно так продолжаться не может.

• Лувр закрылся из-за забастовки сотрудников
• Переговоры Зеленского с Уиткоффом в Берлине продолжатся 15 декабря-ОБНОВЛЕНО
• На чем делались миллиарды в 2025 году: от картин до собственных городов - ОБЗОР