Плен, пытки, Лефортово: история Виктории Рощиной  - ВЗГЛЯД

Тело Виктории Рощиной, наконец, вернули Украине. Опознанное с помощью ДНК-экспертизы, оно было репатриировано в апреле 2025 года — спустя восемь месяцев после его исчезновения. Журналистка погибла в российском плену.

Об этом сообщили сразу несколько официальных лиц: заместитель министра внутренних дел Украины Леонид Тимченко, представитель ГУР Минобороны Андрей Юсов и координатор по вопросам обращения с военнопленными Петр Яценко. Все они подтвердили: Виктория находилась в списках на обмен, ее возвращение готовилось, но не состоялось — в октябре 2024 года украинская сторона получила подтверждение о гибели Рощиной...

Поехала за правдой и не вернулась: хроника последней командировки

Виктория Рощина родилась в 1996 году. Уже в 16 лет начала работать в журналистике. С 2017 по 2022 год была корреспондентом телеканала Hromadske (Громадське), освещала акции протеста, резонансные судебные процессы, трагические и конфликтные события в разных регионах Украины — днем, ночью, под обстрелами. До 2022 года она ездила в Москву, в колонии и СИЗО, где удерживали украинских заключенных, и работала над фильмом о пленных моряках.

Рощина была одной из немногих украинских журналисток, которые сознательно работали в зоне высокого риска. С марта 2022 года она освещала события на оккупированных территориях для Hromadske, UA:Перший, Цензор.НЕТ, Украинского радио и других изданий. После начала полномасштабного вторжения России поехала в Мариуполь — делать репортаж с места событий. На выезде из Бердянска журналистку задержали российские военные: угрожали, пытались склонить к сотрудничеству, но вскоре отпустили.

Через пять дней Виктория опубликовала текст о пережитом: тяжелый, откровенный рассказ о плене.

«Они приносили еду, но я от нее отказывалась. В первые дни ела свои небольшие запасы из Запорожья. Когда они закончились, пила сладкий чай. Чувствовала, как меня покидают силы. Было сложно даже подняться на ноги», — писала она в статье «Неделя в плену оккупантов. Как я выбралась из рук ФСБ, «кадыровцев» и дагестанцев» для Hromadske.

«Во время предпоследнего визита ФСБ я почти не могла встать. Впрочем, постоянно требовала освобождения. Когда сильно кричала, один из чеченцев ударил меня и сказал, что я здесь «не у себя дома» и должна «следить за тоном»», — продолжала она.

Несмотря на все пережитое, в июле 2023 года Виктория вновь отправилась на оккупированные территории. Она пересекла границу Украины с Польшей, затем — с Латвией, и 26 июля проникла на территорию России, намереваясь добраться до востока Украины. В последний раз она связалась с семьей 3 августа. После этого — тишина.

В мае 2024 года Министерство обороны России официально подтвердило: Виктория Рощина находится в заключении. По словам Татьяны Катриченко из украинской «Медийной инициативы за права человека», журналистку удерживали минимум в двух учреждениях — в исправительной колонии № 77 в оккупированном Бердянске и в СИЗО № 2 в Таганроге, Ростовская область. Оба этих места — хорошо известны украинским правозащитникам. Там с начала полномасштабного вторжения Россия систематически удерживает как военнопленных, так и гражданских, включая женщин.

«Таганрог — это ад. Одно из самых жестоких мест содержания для украинцев. Там пытают, там ломают. Там держат в том числе и защитников «Азовстали»», — писала Катриченко в своем Facebook.

«Освобожденные рассказывают о страшных пытках. Там все, из кого хотят сделать преступников, признаются в преступлениях — оговаривают себя. Затем их переводят в Ростов и судят», - пишет она.

По ее словам, бывшие узники рассказывают об избиениях, пытках электротоком, угрозах и сексуальном насилии. Заключенных систематически не кормят, отказывают в медицинской помощи. Есть подтвержденные случаи смертей. Все это, подчеркивает Катриченко, — не эксцессы, а отлаженная практика.

Ходили неподтвержденные сообщения о том, что Рощина якобы объявляла голодовку в знак протеста, но, по словам Катриченко, это «вызывает сомнения»: «В условиях, где ты отрезан от мира и элементарной поддержки, риск пойти на голодовку — практически невозможен».

Доступ к СИЗО № 2 в Таганроге остается закрытым для международных наблюдателей. Ни ООН, ни Международный Комитет Красного Креста не имеют возможности проверить условия содержания. До войны в этом следственном изоляторе находились исключительно российские заключенные — теперь это место массового незаконного содержания украинцев.

Согласно имеющимся данным, с мая по сентябрь 2024 года Викторию держали в одиночной камере. Осенью ее внесли в списки на обмен и этапировали в московское СИЗО «Лефортово» — якобы для завершения процедуры. Но домой она так и не вернулась.

Казнь без приговора

О том, что украинскую журналистку Викторию Рощину, попавшую в российский плен летом 2023 года, жестоко пытали, говорится в фильме-расследовании «Последнее задание Вики», подготовленном украинскими медиа. По данным журналистов, на теле Рощиной были обнаружены ножевые ранения, вес в момент смерти не превышал 30 килограммов. В колонии, где ее удерживали, сотрудники намеренно прятали истощенную Викторию от проверок и свидетелей.

«Она постоянно просила помощи. Сначала жаловалась на боли в желудке, у нее не было менструаций, держалась температура. Потом женщины начали замечать, что она буквально тает. Весила не больше 30 килограммов. Я помогала ей вставать с кровати — она не могла даже голову поднять от подушки. Я приподнимала ей голову, она хваталась за спинку, и только так могла встать», — вспоминает ее бывшая сокамерница.

По словам этой женщины, когда в колонию должен был приехать российский омбудсмен, Викторию спрятали от глаз проверяющих. Позже ее перевели на другой этаж — в закрытую комнату без доступа к другим заключенным. Последний раз Рощину видели 8 сентября 2024 года, когда ее вывели из камеры в неизвестном направлении.

«В очередной раз в российской неволе погибает человек, пребывание которого в застенках РФ было подтверждено Международным комитетом Красного Креста! Почему молодая женщина умерла в российских застенках — неизвестно», — заявил уполномоченный Верховной Рады по правам человека Дмитрий Лубинец.

Офис Генерального прокурора Украины, который ранее открыл уголовное производство по факту исчезновения Рощиной, после ее гибели переквалифицировал дело. Так же поступили и в Координационном штабе по вопросам военнопленных. Теперь оно расследуется как военное преступление, сопряженное с умышленным убийством.

Медиафронт украинской войны - ящик Пандоры для Кремля

Гибель Виктории Рощиной — не исключение, а симптом. С начала полномасштабной войны, по данным украинских властей, погибли 91 журналист и работник медиа. Еще около 30 до сих пор находятся в плену. Минимум 27 редакций были захвачены российскими военными и превращены в рупоры оккупационного режима.

Все они — гражданские. Люди, вооруженные не автоматами, а диктофонами и камерами. Но Москва обращается с ними как с опаснейшими врагами. Почему? Ответ прост: страх.

Свободный журналист — это свидетель. А свидетель — это угроза. Он видел, он слышал, он запомнил. Он может рассказать. Про подвалы и этапы, про истязания и голод, про камеры, в которых умирают медленно, в тишине. Потому такой свидетель — как оголенный провод в бензохранилище.

Журналистика — это фронт. Не меньше, чем Донецкое направление или Харьковская дуга. Потому что на кону — правда. А правда страшнее танка. Москва это знает. Поэтому украинских журналистов не обменивают, не возвращают, не отпускают. Потому что они говорят. А их слова — антипод российской пропаганды. И возвращение хотя бы одного журналиста — это открытие ящика Пандоры.

Показательный пример — Максим Буткевич, Нариман Джелял, Александр Гудилин, Роман Борщ. Все они провели месяцы и годы в плену. Все они — живые свидетельства того, что творится за колючей проволокой «русского мира». И все они — те, кто после освобождения заговорил.

Поэтому каждый обмен — борьба. И именно поэтому международное давление — жизненно необходимо. История Олега Сенцова показала: чем громче мир, тем сложнее России спрятать правду.

Весной 2025 года в Брюсселе откроется фотовыставка, посвященная украинским журналистам, оказавшимся в плену. Не для галочки. Не ради жалости. Ради действия. Ее цель — заставить Европу наконец перейти от «глубокой обеспокоенности» к конкретным шагам. Центральной темой станет журналистика как оружие и как мишень. Портреты тех, кто не сложил камеру. Кто пошел за историей — и оказался за решеткой.

Как в России карают за правду: 688 иноагентов, десятки приговоров

Свободная пресса в России сегодня приравнена к диверсии, а независимый журналист — к врагу государства. В 2024 году как минимум 45 российских журналистов стали фигурантами уголовных дел.

Лидируют статьи, по которым возбуждают дела против представителей СМИ: «неисполнение обязанностей иноагента» (ст. 330.1 УК) — 16 дел; «распространение фейков об армии» (ст. 207.3 УК) — 10 дел; «участие в экстремистском сообществе» (ст. 282.1 УК) — 8 дел; «оправдание терроризма» (ст. 205.2 УК) — 7 дел.

В 2024 году впервые в истории было возбуждено уголовное дело по статье 284.1 УК (организация деятельности нежелательной организации) против журналиста — им стал главный редактор «Новой газеты Европа» Кирилл Мартынов. Это еще один сигнал: любое высказывание вне государственной повестки — повод для уголовного преследования.

Кроме того, российские власти инициировали не менее 12 дел против иностранных журналистов, освещавших украинское контрнаступление в приграничных регионах, в частности в Курской области. Им инкриминировали «незаконное пересечение границы» (ст. 322 УК РФ) — статья, которая давно используется как дубинка против неудобных.

По итогам 2024 года российские суды вынесли не менее 27 приговоров по делам против журналистов, десять из них — заочно. В большинстве случаев речь шла об обвинениях по «фейковой» статье 207.3 УК. Среди осужденных — известные фигуры: автор The New Yorker Маша Гессен, писатель и журналист Михаил Зыгарь, экс-главред Republic Дмитрий Колезев, журналист RusNews Роман Иванов, блогер Камикадзе Ди, издатель «Листка» Сергей Михайлов.

Под уголовное преследование попали и иностранные журналисты. В их числе — корреспондент The Wall Street Journal Эван Гершкович и журналистка «Радио Свобода» Алсу Курмашева. Их освободили в августе 2024-го в рамках обмена заключенными между Россией и странами Запада — но и этот шаг стал частью политической игры, а не гуманного подхода.

К концу 2024 года в реестре Минюста РФ значились 688 «иноагентов». Из них — 160 журналистов, 63 медиа и 43 блогера. И это не предел: законодательство об «иноагентах» продолжает ужесточаться, расширяя полномочия властей и блокируя любые формы свободного вещания.

Одновременно растет и административное давление — особенно на тех, кто продолжает сотрудничать с медиа, признанными в России «нежелательными организациями». Стать нежелательным — значит быть вне закона. Под удар попадают не только редакции, но и те, кто публикуется в них, даже за пределами РФ.

Передовая пера и слова

Виктория Рощина стала символом журналистского мужества. Ее история — это портрет поколения украинских журналистов, которые не уехали, не промолчали, не сдались. Которые выбрали риск, потому что иначе — нельзя.

Она работала там, где не было пресс-служб, где не ставили штатив, где каждый шаг — на свой страх и риск. Ее камера — в подвалах, в разбитых домах, на улицах городов под обстрелами. Именно такие люди становятся первыми целями. Не генералы. Не министры. А те, кто способен сказать правду вслух.

Ее смерть — не просто трагедия. Это политический акт.

Украинские и международные правозащитные организации уже призвали к полному и независимому расследованию. ООН, «Репортеры без границ», Европейская федерация журналистов требуют наказания виновных и контроля за условиями содержания украинских гражданских в плену. Потому что сегодня имя Виктории — не только в списках жертв. Оно — в списке требований к справедливости.

• Одесса подверглась массовой атаке дронов
• Источник: Россия тратит на лоббирование в США баснословные деньги
• На шествии в Ереване сожжены флаги Азербайджана и Турции-ВИДЕО