«Я поднялся в кабинет Гейдара Алиева, и он спросил у меня, почему ты не хочешь работать с нами»

Редакция Vesti.Az продолжает рубрику «Как молоды мы были», в рамках которой сделан экскурс в раннюю молодость известных нам людей.
Гостями рубрики становятся писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены. Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем, уважаем и любим. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью, вы узнаете от этих людей. Сегодня в гостях у рубрики бывший глава секретариата Президента Азербайджана Гейдара Алиева, президент общественного форума «Во имя Азербайджана», политолог Эльдар Намазов.

- Родился я не в Баку, а в Агстафинском районе. До пяти-шести лет я жил у бабушки с дедушкой в районе, а мои родители и сестра проживали в Баку. А когда пришло время идти мне в школу, тогда-то меня и привезли в нашу столицу, причем привезли обманным путем, потому что никуда я ехать не собирался. Меня заманили в поезд под видом прощания с родителями, которые едут в Баку, там меня заболтали, дедушка с бабушкой вышли из поезда. А я понял, что меня увозят только тогда, когда мы уже проезжали, наверное, Товуз. Конечно, все это закончилось грандиозным скандалом и истерикой, которые я тут же закатил. Она продолжалась еще пару дней в Баку, но потом я постепенно успокоился, когда пошел в школу в первый класс.

Это было в 1964 году. Школа была большая, двуязычная. Одна из самых крупных в нашем районе. И в школьные годы мне очень повезло с друзьями. До сих пор у нас есть своя компания, это друзья, с которыми я в 64-м году познакомился 1 сентября, когда мы пошли в первый класс. А в этом году уже мы празднуем 45-летие нашей дружбы. Мы вместе проводим все дни рождения, отмечаем праздники. И эта дружба продолжается, начиная с 1 сентября 64-го года.

А потом я поступил в институт на исторический факультет, прошел стажировку в Москве, потом в Питере защитил кандидатскую и вернулся в Баку в 85-м году кандидатом исторических наук.

- Как Вы любили проводить каникулы? Предпочитали проводить лето в деревне или в Баку?

- В школьные годы у меня все каникулы были связаны с поездкой в наше село Пойлу, располагавшееся недалеко от райцентра Агстафинского района. Обычно ближе к каникулам я не мог дождаться их начала, и, можно сказать, что буквально через день, через два уже садился в поезд и уезжал в село. Обратно я приезжал тоже буквально за день, за два до начала занятий. И этот процесс продолжался до окончания мной школы. Все эти годы мои летние каникулы были связаны только с поездкой к себе на малую родину.

- Чем Вы увлекались в школьные годы?

- Сама школьная жизнь была одним сплошным увлечением и приключением. Я старался и хорошо учиться, и в то же время не мог отстать от своих друзей и одноклассников в тех приключениях, которые с нами постоянно происходили вне школьных занятий. Мы тогда достаточно хорошо играли, практически, во все спортивные игры - в футбол, баскетбол, волейбол. У нас был достаточно спортивный класс. Но я сам занимался еще и шахматами, и, наверное, именно в шахматах достиг тогда большего успеха, нежели в других видах спорта. Когда я учился в седьмом классе, наша команда стала чемпионом Азербайджана среди юношей. Мы заняли первое место и завоевали право представлять Азербайджан на всесоюзных соревнованиях «Белая ладья», которые тогда проводились в городе Лиепая среди школьников. Что касается других видов спорта, то у нас, наверняка, не выдавалось ни дня, когда бы мы не играли либо в футбол, либо в баскетбол, либо в волейбол, либо в какую-то другую спортивную игру.

- Стоял ли при окончании учебы в школе перед Вами выбор, куда идти учиться дальше?

- Как-то так получилось, что я уже в старших классах определился, что буду историком. Помню, как мои учителя некоторое время пытались меня отговаривать, имея в виду, что на исторический факультет поступить очень сложно. Самые высокие конкурсы при поступлении в вузы в те годы в Азербайджане наблюдались на юридическом, историческом, востоковедческом факультетах. Но я как-то был очень четко на это нацелен, и в первый год получилось так, как многие и предсказывали - я сдал все четыре экзамена, но не прошел по конкурсу, потому что не хватило баллов. И меня по второму кругу стали уговаривать мои близкие и знакомые, может быть, я поменяю свое мнение, но я год проработал, а потом повторно на следующий подал документы на исторический факультет и поступил.

Почему возникла у меня любовь к истории, не могу сказать. У нас в семье историков не было, у нас все были врачи. И отец, и мать, и сестра – все пошли в медицинскую сферу. Может быть из-за того, что я читал много книг и исторических романов. У меня была большая библиотека. Может, по какой-то другой причине. Но примерно в классе девятом я уже точно знал, что по окончании школы я буду поступать на исторический факультет.

- А как Вы попали в Москву?

- Уже по окончании института в Баку у меня был красный диплом с отличием, и я мог поступить сразу в аспирантуру. Мне предложили место в аспирантуре, но меня не устроила тема. Уже в те годы я как-то старался держаться подальше от советских партийных условностей и ограничений. Я хотел заниматься историей средневековья или же древнего мира. А мне в аспирантуре предложили место по истории партии, фактически. Тема как раз была связана с одной из пятилеток и достижениями Советского Азербайджана в годы этой пятилетки. И мне говорили, какая разница, ведь, в принципе, корочка кандидата исторических наук одинаковая и для тех, кто защищается по древней истории, средневековой истории, и для тех, кто защищается по советскому периоду. И зарплата одинаковая, и корочка одинаковая. Но в моем представлении то, как история советского периода тогда изучалась, это не было исторической наукой. Для меня выбор был достаточно трудный, потому что у нас в институте не было военной кафедры тогда. У меня был выбор либо идти в армию, либо поступать в аспирантуру, но описывать пятилетку. Я решил все-таки идти в армию. Отслужил я на Украине в Советской армии, потом вернулся в Баку, поступил на работу в Институт Истории Академии Наук и уже оттуда поехал на стажировку в Москву, а потом эта стажировка продлевалась еще год. Мне дали возможность завершить кандидатскую работу, и защищался я уже в Ленинграде, а не в Москве, потому что по той теме, по которой я писал кандидатскую, ведущие специалисты в Советском Союзе были именно в Питере. Я поехал в Питер, где примерно через полгода состоялась защита моей кандидатской диссертации.

Исторический эпос Китаби Деде Горгуд

- Какая тема была у вашей кандидатской работы?

- Я, фактически, поехал в Москву еще без конкретной темы, думал разобраться с этим вопросом уже на месте. И мне приходилось писать множество статей по разным проблемам. У меня была статья и с анализом Корана, и с анализом наших средневековых источников. И как-то мне порекомендовали написать статью по нашему героическому эпосу Китаби Деде Горгуд. Мой научный руководитель посоветовал обратить внимание и на этот источник тоже. И когда я писал статью по Китаби Деде Горгуд, то буквально влюбился в этот памятник. А дело в том, что Китаби Деде Горгуд – это не только памятник литературы, это энциклопедия быта, традиций, истории наших предков. Наиболее древние пласты этого эпоса восходят даже не к раннему средневековью, а к более глубокой древности. У этого эпоса есть одно свойство, он с веками сохраняется и развивается, и сохраняет в себе и древние пласты, которые там были. Это как археологические раскопки, когда чем ниже спускаешься, тем более древние факты находишь. И в одном и том же археологическом памятнике можно увидеть следы и первого века нашей эры, и шестого-седьмого веков нашей эры, и десятого-двенадцатого веков нашей эры. Просто это такой бывает срез, что чем глубже ты спускаешься, тем до более древних событий ты доходишь. То же самое и в героическом эпосе, которое сотнями лет, тысячелетиями из поколения в поколение передавалось, и в ней есть и древние пласты, и то, что наросло потом.

Моя работа была очень нестандартная и в том плане, что в то время я увлекся семиотикой. А в Советском Союзе в тот период семиотические работы проводились, в основном, небольшой группой ученых в Тарту, Ленинграде и Москве. Семиотика – это наука о знаковых системах, в которой любое явление можно использовать как знаковую систему и попытаться расшифровывать его значение. Например, то, как мы одеваемся, то, как мы садимся за стол, какие цвета мы предпочитаем, тоже представляет собой знаковые системы. Наш древний фольклор, эпос – тоже знаковая система. Если знать, как ее реконструировать, как ее расшифровывать, как ее переводить с языка устного творчества в язык исторических фактов, то такие памятники как Китаби Деде Горгуд превращаются в какой-то океан информации, океан знаний по истории, культуре, быту, традициям, обычаям наших предков.

Вот этот метод я пытался использовать в своей работе, и у меня она состояла из нескольких глав. Одна глава была чисто теоретическая, потому что такую реконструкцию тогда в исторической науке не только в Азербайджане, но и в Советском Союзе никто не проводил. Поэтому первая глава у меня была посвящена просто объяснению методологии реконструкции этого памятника, а потом у меня были главы разделены на анализы. У меня был анализ этого памятника, как исторического документа, у меня был анализ этого документа с точки зрения литературоведческого анализа, как развивается сюжетика, почему она меняется и какую информацию несет в себе именно данный сюжет и развитие. Наконец, у меня была отдельная глава, где я уже проводил чисто терминологическо-языковедческий анализ. Я раскрывал семантику и социальных и политических терминов, которые использовались в этом эпосе. И вот такой семантический анализ терминов тоже давал очень много знаний и понимания об истории и культуре наших предков того времени.

Работа была очень своеобразной, и когда я ее привез в Ленинград, то первая реакция питерских ученых при взгляде на название диссертации и оглавление, была – как вы вообще взялись за такую работу, не приехав предварительно с нами проконсультироваться, и работу привозите нам уже готовую. Я им предложил просто с ней ознакомиться, и если какие-то будут замечания, то я буду дорабатывать. Мне назначили время прийти через неделю, и когда я пришел в назначенный срок, они мне сказали, что мы рекомендовали вас и к защите, и предлагаем вам обязательно опубликовать эту работу. Ну, потом они сидели несколько часов со мной и по всей моей диссертации у нас были очень интересные дискуссии. Они пытались лучше себе представить, почему была выбрана именно эта методология, как эта реконструкция проводилась. Ну, по крайней мере, к новизне работы, к ее актуальности никаких претензий не было. Буквально через несколько месяцев после того, как впервые принес работу и положил на стол для ознакомления, на ученом совете я защищал свою кандидатскую диссертацию.

Кстати, мой оппонент на диссертации, один из классиков российской тюркологии, известный ученый-профессор С.Кляшторный, недавно по приглашению азербайджанских ученых приехал в Баку, участвовал здесь в научным семинаре, и я тоже был приглашен на это мероприятие. И вместе с Кляшторным мы вспомнили это время, и первый вопрос, который он мне задал, был: ты все-таки не опубликовал свою работу? Он даже предложил, что если здесь есть какие-то проблемы, то присылай работу в Питер, и мы ее там с удовольствием опубликуем.

- Как Вы познакомились со своей будущей супругой?

- Это во время, когда я еще в Питере защищался. И сын родился в Ленинграде, у него есть медаль. В то время была традиция, каждый уроженец Ленинграда вместе со свидетельством о рождении получал символическую медаль «Рожденный в городе на Неве».

Китаби Деде Горгуд и Нагорный Карабах

- Как развивались события в Вашей жизни после защиты кандидатской диссертации?

- В то время я был настолько увлечен своей работой, влюблен в памятник, который изучал. Я в своей кандидатской диссертации затронул, может быть, только 5-10 процентов той важной исторической информации, которая заложена в этом. Поэтому я решил, что моя докторская диссертация будет продолжением работы над этим эпосом, и буквально, не останавливаясь ни на один день после защиты кандидатской диссертацией, я начал работать над докторской, используя все те материалы, которые мне удалось уже собрать, но которые не были использованы в кандидатской работе. Дело доходило до курьеза. Когда я защищался в Питере, то, естественно, как и полагается, после защиты кандидатской работы я дал банкет, на который пригласил своих оппонентов, рецензентов, научных руководителей. А я по характеру «сова», и моя творческая работа обычно начиналась где-то после 10-11-ти вечера и продолжалась до 4-5 часов утра. Это был мой обычный режим.

И после этого банкета ночью я сидел в Питере дома и работал. И моя супруга ночью вошла в мой кабинет и спросила, ты что делаешь? Я ответил, что работаю над докторской. Остановиться было очень сложно, настолько это было увлекательно, интересно. И в 86-м году я защитил кандидатскую диссертацию, а в январе 88-го года мой директор в Баку написал официальное письмо в издательство «Элм» («Наука») с просьбой ввести в план издательства на конец 88 года издание моей докторской монографии по Китаби Деде Горгуд. То есть работа была, практически, завершена. Он написал это письмо в январе, и мы планировали, что к лету книга уже будет набрана со всеми необходимыми лицензиями и к концу года будет издана, и после этого я планировал в 89-м году защищать докторскую диссертацию. Но буквально через месяц после написания этого письма, в феврале, произошли известные события в Нагорном Карабахе…

Приход в большую политику

Так случилось, что во время работы в Москве и Ленинграде я работал в институте этнографии Академии наук СССР в Москве и в ее ленинградском филиале. Этот институт одновременно являлся ведущим центром Советского Союза по изучению этнических конфликтов. Большая часть этих работ не публиковалась в прессе, хотя проводились специальные экспедиции в регионы, где есть конфликтные ситуации. И я в те годы уже помимо того, что работал над своей темой, меня как представителя Азербайджана часто приглашали на закрытые обсуждения, без участия прессы, многих этнических конфликтов, которые в то время на территории Советского Союза существовали. В том числе мне приходилось заниматься и Карабахом. Мне приходилось участвовать в дискуссиях по Абхазии, по Южной Осетии, по Крыму, по крымским татарам и многим другим.

Поэтому, когда в 1988 года начался Карабахский конфликт, я отложил, как считал тогда на время работу над завершением докторской диссертации, которая уже была включена в план на издание к концу года, и посчитал своим долгом помочь своей республике своими полученными знаниями, опытом, которые приобрел в течение всех этих лет в Москве и Питере. И я подготовил несколько работ как ответ на армянские претензии, и часть этих работ тогда была в срочном порядке опубликована в наших ведущих газетах. «Молодежь Азербайджана» опубликовала мою первую статью, которая называлась «Что стоит за лозунгами?», представлявшую собой первый большой анализ всей подоплеки карабахского конфликта. И спасибо покойному Наджафу Наджафову, который тогда ее опубликовал, и с тех пор мы с ним очень подружились. Я в дальнейшем работал в его газете «Азадлыг», был ее политическим обозревателем. Потом у меня вышло несколько статей в наших центральных газетах – «Сталин. Кавбюро. Нагорный Карабах» и многие другие. Эти статьи перепечатывались на Западе, наша диаспора издавала их и в Америке, и в Канаде, и в различных городах России. И меня пригласили как эксперта на девятнадцатую партийную конференцию, и на первый съезд народных депутатов СССР, и на последний съезд ВЛКСМ, когда была встреча с Горбачевым. То есть официальная власть, хотя я не входил ни в какие официальные делегации, в качестве советника на все мероприятия союзного значения меня приглашала.

Я тогда предполагал, что на какой-то небольшой период отложил свою докторскую диссертацию. Что это мой долг - помочь своему народу, своей стране, но, к сожалению, обстоятельства сложились так, что моя, практически, на 90 процентов завершенная докторская диссертация так и осталась незавершенной, потому что конфликт все более усугублялся, а работы становилось все больше и больше, и мне уже пришлось вообще отложить все остальные дела. И, таким образом, карабахский конфликт привел меня в политику.

Шах и мат Михаилу Горбачеву

- Вы упомянули имя Горбачева. Насколько мне известно, между вами произошло личное столкновение.

- Это была нашумевшая история, произошедшая в 1990 году во время его встречи с молодежью. Меня пригласили в эту поездку на последний съезд ВЛКСМ в Москву именно под тем предлогом, что там должно состояться обсуждение карабахского вопроса. И поэтому руководители комсомольской организации Азербайджана обратились ко мне и к Тофику Зульфугарову, который тоже был экспертом по карабахскому вопросу, чтобы мы поехали в составе делегации и помогли им в той встрече-дискуссии, которая намечалась с армянской делегацией, а также, возможно, что будет обсуждение этих проблем на встрече Горбачева с молодежью.

Так и случилось. Михаил Горбачев решил устроить открытый разговор с молодежью, это происходило в Кремле в присутствии других руководителей Советского Союза, центральных средств массовой информации, телевидения и газет, и Горбачев предложил, что он выступит, а вы будете мне в письменной форме задавать вопросы.

К тому времени в Азербайджане произошли январские события, карабахский конфликт был в самом разгаре. Я написал ему несколько вопросов. Честно говоря, я даже не ожидал, что мой вопрос попадет к Горбачеву, потому что я видел, что в зале многие пишут ему вопросы. Помощники президента СССР собирали эти бумажки, читали и готовили для него такую стопку бумаг с вопросами, которые поступили из зала. Я был как-то уверен, что, наверняка, мои просто не пройдут цензуру. Однако, к моему большому удивлению, самый первый вопрос, который он решил зачитать, который дали ему его помощники, был как раз от меня. Горбачев сказал, что, вот, из Азербайджана товарищ Намазов задает мне вопрос. А он заключался в следующем. «Когда в Румынии и ГДР произошли народно-демократические революции, вы послали им поздравительную телеграмму. А когда в Азербайджане Народный фронт был уже готов прийти к власти, вы в Баку послали танки и устроили нам побоище 20 января. Скажите, пожалуйста, возможна ли вообще победа народно-демократической революции в одной отдельно взятой Советской Социалистической Республике, или это невозможно?» Когда Горбачев прочитал этот вопрос, в зале сперва наступила гробовая тишина, потом половина зала начала аплодировать. Это были, в основном, делегации тех республик, в которых было уже сильное национально-освободительное движение. Это были прибалтийцы, украинцы, молдаване, грузины. А Горбачев тогда замялся, он не знал, как на этот вопрос ответить. И он сказал, что одни меня укоряют за то, что я послал танки в Баку, другие укоряют, что я поздно вмешался, но пусть история даст на это ответ. И так ничего и не ответил по существу.

Он прочитал несколько других вопросов, отвечал на них. Потом он достал очередную бумагу и сказал, «вот, товарищ Намазов из Азербайджана опять меня спрашивает». В моем вопросе говорилось, «пять лет назад вы были избраны Генеральным секретарем ЦК КПСС единогласно, а в этом году вы были избраны президентом Советского Союза, и вас поддержало 53 процента голосовавших. На что вы рассчитываете еще через 5 лет?» Опять в зале возникли смятение и гробовая тишина. А потом опять та же самая часть зала, в которой были представители этих республик, где сильно национально-освободительное движение, снова начала аплодировать и смеяться. Тогда Горбачев повернулся в сторону сектора, где сидела наша делегация, и задал вопрос: «Откуда вы знаете, что я был избран единогласно, когда стал генеральным секретарем?» Я также громко спросил: «А разве это было не так?» Горбачев ответил: «Да, это было так». Потом он опять замялся, вновь не ответив на мой вопрос, и произнес такую туманную фразу: «Ну, я не знаю, что будет через 5 лет. Поживем, увидим».

Потом он вновь ответил на несколько вопросов, после чего достал очередную бумагу, внимательно ее прочел. Про себя, не вслух. И потом очень сердито отшвырнул от себя и сказал: «Этот товарищ Намазов из Азербайджана сегодня мне допрос здесь устроил». Так и не прочел мой третий вопрос, который состоял в том, что «Ваша супруга, Раиса Максимовна, во время поездки в Соединенные Штаты встречалась с армянской диаспорой Америки, а потом пригласила их в гости в Советский Союз, в Москву, и принимала их сама, давала совместное интервью с ними. А через некоторое время начался Карабахский конфликт. Скажите, пожалуйста, есть ли какая-то связь между этими двумя событиями?» Ну, вот этот вопрос он не решился вообще прочитать вслух, а отшвырнул бумагу от себя и сказал, что я ему допрос устроил.

Помощник президента Гейдара Алиева

- Эльдар Намазов хорошо известен еще и как помощник президента Азербайджана. Как получилось так, что Гейдар Алиев пригласил Вас работать к себе помощником? Как складывались ваши взаимоотношения с президентом страны? Как Вы справлялись с возложенными на Вас серьезными обязанностями?

- Как я уже сказал, в то время у меня выходило очень много статей, которые публиковались и в центральной прессе, и перепечатывались иностранными газетами. Я часто выступал по телевидению. Один из ведущих советских политических обозревателей, ставший впоследствии одним из основателей телеканала НТВ, Евгений Киселев тогда еще работал на первом канале и пригласил меня в качестве постоянного участника в свою политологическую передачу «Итоги», которая каждое воскресенье выходила в эфир на первом Всесоюзном канале и транслировалась на весь Советский Союз. И я часто выступал и был единственным представителем немосковской политологической среды, которая участвовала в этих передачах. У меня уже была и своя собственная передача «Сиясетнаме» («Посвящение в политику»), выходившая тогда в эфир на первом нашем независимом телеканале, которая в то время создавалась вместе с «215 КЛ». Когда нынешнее руководство ANS и студии «215 КЛ» начинали только реализовывать свои первые независимые вещания, я вел там еженедельную передачу «Сиясетнаме».

И в те годы, как потом выяснилось, Гейдар Алиев знакомился с моими статьями и выступлениями. И поэтому при первой нашей личной встрече в 1993 году он сказал окружающим, что читал мои статьи, слышал мои выступления и очень высоко их оценивает. Поэтому до 1993-го года я знал заочно Гейдара Алиева, его весь Азербайджан знал. А он, оказывается, знал заочно меня, потому что видел мои выступления по центральному телевидению, по местному, и мои статьи, выходившие в центральных газетах. И поэтому, когда он пригласил меня к себе на работу, хотя это произошло уже на второй по счету нашей встрече, я, в принципе, не удивился, но мне было нелегко согласиться на это предложение. Я понимал, что в Азербайджане, где очень любят чинопочитание и должности, кому-то это может показаться странным, но все остальные участники тех разговоров, за исключением Гейдара Алиева, живы и все они помнят как этот процесс проходил.

Меня по поручению президента пригласила госсекретарь Лала Шовкет Гаджиева с предложением работать в команде Гейдара Алиева. Мне было предложено две должности – помощника президента и госсоветника по
внутренней политике. Я тогда отказался от этих должностей, сославшись на то, что никогда не работал ни в партийной, ни в комсомольской, ни в государственной системе. А эти очень важные позиции - быть помощником президента или государственным советником по внутренней политике – я не считаю, что я подходящая кандидатура для таких должностей.

Скажу вам честно, что в то время меня полностью устраивала моя работа. Дело в том, что тогда я создал независимый Центр стратегических и международных исследований, у нас был прекрасный коллектив. Я возглавлял центр, Тофик Зульфугаров был моим заместителем, Лейла Алиева – ныне известный политолог, тоже была заместителем, возглавляла этот центр после меня. Очень много известных сегодня в Азербайджане экономистов, юристов, политологов начинали работать с моим центром. Наш Центр был небюджетной организацией. Мы издавали на английском языке свой еженедельный бюллетень, на который были подписаны все крупные компании, международные структуры. Я мог себе позволить расширять свой штат, ежегодно участвовал в международных конференциях. Еще до работы с Гейдаром Алиевым у меня были поездки в США, Швейцарию, Турцию, Англию, куда я ездил в качестве директора центра стратегических и международных исследований. Я получил приглашение и на Генассамблею ООН, когда там по инициативе Джимми Картера проводилось обсуждение региональных конфликтов. Тогда в Нью-Йорке мне предложили подать заявку от своего Центра на ассоциированное членство в ООН (есть такая форма участия для известных неправительственных организаций). И такая позиция, полностью независимая от государственных органов, от оппозиции, от бюджета страны, и такая с одной стороны интересная, полезная работа для республики, а с другой стороны, полная независимость и свобода действий, мне казалась самой привлекательной. В то время я искренне думал, что нашел ту позицию, которая меня полностью устраивает, на которой я могу работать десятилетиями, и до конца жизни мне другой позиции уже придумывать не надо. Потому что все необходимое уже было – и финансовый успех, и международный успех, и поездки за рубеж, и любые партии, и властные, и оппозиционные обращались ко мне по вопросам, связанным с национальной безопасностью, с внешней политикой, с Карабахом. У меня какого-то желания, настроя менять этот статус не было.

И поэтому когда Лала ханум по поручению президента со мной вела эти переговоры, я был достаточно очень осторожным. Я говорил, что могу оказывать всю необходимую поддержку, все, что от меня зависит, если нужно по каким-то отдельным проблемам, либо по Карабаху, либо по другим вопросам. Но предлагаемые мне должности мне кажутся слишком ответственными, и я не считаю себя готовым их занимать. Тогда Лала ханум позвонила Гейдару Алиевичу, сказала, что Эльдар у меня и отказывается от этих должностей. Потом сообщила мне, что президент просит меня подняться к нему в кабинет. Я поднялся в кабинет Гейдара Алиева, и он спросил у меня, почему ты не хочешь работать с нами. Я сказал, что это очень ответственные позиции, а он, конечно, человек с большим опытом и тонкий психолог, он сразу же сказал то, что на меня подействовало сильнее всего другого. Он сказал, что разговор не о должности, а о том, что в стране тяжелая ситуация, армяне продолжают наступать, здесь с оппозицией и с другими силами очень напряженные отношения. А в то время, как вы знаете, премьер-министром Азербайджана был Сурет Гусейнов, у которого были свои планы, а Народный фронт вообще бойкотировал работу с Гейдаром Алиевым, армянское наступление продолжалось, каждый месяц происходили захваты наших районов. И президент сказал, что ситуация сложная и нужно помочь. Я ответил, что готов работать с вами, и этих трудностей не боюсь. Вопрос только в том, что занимать высокую должность в данный момент я не готов. Тогда он позвонил Лале Шовкет и при мне стал у нее спрашивать, какие еще в президентском аппарате есть вакантные должности. Было перечислено три-четыре позиции, от которых я тоже отказался. И, наконец, дело дошло до позиции руководителя экспертно-аналитической службы президента.

Так как эта позиция, фактически, совпадала с тем, чем я занимался в центре стратегических исследований, я сказал, что, да, Гейдар Алиевич, эту позицию я могу занять. А когда наберусь опыта, тогда уже возможен и какой-то рост. Так я начал работать с Гейдаром Алиевым и он, буквально с первого дня приглашал меня во все зарубежные поездки. Фактически, он человек, который никогда не отступает от своих целей. Если он наметил, что я должен быть его помощником, он стал к этому меня и готовить. Буквально через два месяца после нашей поездки во Францию, он у меня спросил, - ну что, набрался опыта? Я спросил с удивлением - «за два месяца?» Потом было еще несколько поездок, и он мне давал различные поручения, которые я выполнял. Примерно еще через 2-3 месяца он пригласил меня к себе и сказал, «Ты думаешь, я должен ждать годами, пока ты наберешься опыта? С сегодняшнего дня ты помощник. Иди, получай все необходимые документации. Через несколько дней мы вылетаем в Иран, и ты уже летишь в качестве помощника президента».

Так я начал работать с ним уже в качестве помощника. Что касается того, было ли трудно, скажу честно, было трудно только с точки зрения физических сил. В то время была очень тяжелая ситуация, так как продолжалась война, и внутри страны было нестабильно. Гейдар Алиев сам работал за двоих, а то и за троих. В восемь часов вечера он отправлялся домой и, отдохнув в течение двух часов, после десяти, к одиннадцати возвращался в рабочий кабинет, и работа заканчивалась в час или в два часа ночи. А помощник по своему статусу, по тем функциям, которые на него были возложены, должен был приходить, естественно, до президента, и уезжать после него. И вот в таком режиме работа длилась примерно года полтора-два, пока уже после 1995 года не произошла некоторая стабилизация ситуации в стране. Гейдар Алиев перешел на другой режим, когда он приезжал на работу утром, вечером уезжал, и на этом его рабочий день заканчивался. Вот с точки зрения напряжения это было тяжело. Но с точки зрения содержания, общения и всех остальных вопросов, мне было достаточно с ним легко и просто, потому что у него были очень четкие и ясные требования к тому, что он ждал от помощника. И у него был огромный опыт, и, возможно, сказывалось то, что я никогда не работал ни на партийной, ни на комсомольской работе. То есть моя первая работа на каком-то чиновничьем посту была помощник Гейдара Алиева. Я вышел из академической среды, достаточно свободной и независимой, и у меня не было какого-то психологического барьера, который я видел у очень многих чиновников советских времен, когда они входили в кабинет Гейдара Алиева. Они общение с ним представляли для себя как очень тяжелый психологический экзамен. У меня такого ощущения не было, и, это, конечно, и заслуга самого Гейдара Алиева, что с ним можно было вот так работать. И во время работы с ним, через два-два с половиной года он создал свой секретариат и поручил мне его возглавить. И тогда моя работа с физической точки зрения тоже стала полегче, потому что первые годы фактически, у него не было помощников ни по экономике, ни по внешней, или внутренней политике и работу пресс-службы приходилось курировать мне. Даже когда он создал Совет Безопасности и должен был назначить его секретаря, должны были найти новую кандидатуру, то и на первом заседании Гейдар Алиевич сказал, что есть Эльдар, он пока будет выполнять и эту работу, и тоже никого не назначил. Поэтому, когда он создал секретариат, и у меня была возможность набрать туда людей, то в своей работе и в физическом плане я значительно смог разгрузиться.

Историческая правда от Грибоедова

- Вы сказали о том, что были экспертом по Нагорному Карабаху. Можно предположить, что в процессе изучения истории Азербайджана, подготовки диссертации и изучения исторического памятника Деде Горгуд Вы, наверняка, читали историческую литературу, написанную армянскими источниками. В то время можно было в ней уловить неправду, эта литература действительно отражала реальные исторические события, или носила строго направленный политический подтекст, информационный характер?

- Вы знаете, институт, в котором я работал, был головным, центральным. Там достаточно ясно и четко представляли себе всю суть этнических конфликтов на территории бывшего Советского Союза. Дело в том, что во многих случаях чьи-то письма-жалобы, которые направлялись в государственные органы Москвы, их значительная часть потом переправлялась в головной институт для разбирательств, для анализа, для организации экспедиций, чтобы выяснить складывающуюся ситуацию на местах. Поэтому уже в то время было достаточно четко и ясно видно, где на территории Советского Союза возможны вспышки этнических конфликтов. Помимо этого в том же самом институте работало немало и армян, и в их работах, научных исследованиях подчас создавалась определенная идеологическая почва, были попытки подвести научную базу под эти сепаратистские, в общем-то, идеи. В этом плане у нас были и достаточно серьезные споры и дискуссии, и я однажды даже вынужден был, фактически, заблокировать защиту кандидатской диссертации одного представителя Армении, который писал на тему демографической ситуации в Восточном Закавказье XIX века, и это была работа, целиком игнорировавшая огромный пласт источников, которые давали реальную демографическую картину второй половины девятнадцатого века по Южному Кавказу, где показывалось преобладание, доминирование азербайджанского населения не только на территории нынешнего Азербайджана, не только на территории Нагорного Карабаха, но и даже на территории самой нынешней Армении. И так как эта работа явно была однобокая и необъективная, мне пришлось на предварительной защите выступить с опровержениями и дать свой анализ, и этому молодому человеку было предложено заново вернуться к этой теме, идти и перерабатывать ее. И его защита не состоялась.

После этого некоторые представители Армении даже приходили ко мне перед своими защитами и обсуждали со мной свою работу, показывая, таким образом, что в их работах нет ничего антиазербайджанского и никакой научной или идеологической основы для сепаратизма они не содержат. Мне с этим всем приходилось иметь дело уже в начале восьмидесятых годов, когда я сталкивался с попытками необъективного освещения нашей истории со стороны армянских националистов.

Какое-то армянское население проживало здесь и раньше. И это правда, у нас она не скрывается. Однако, факт переселения армян из Ирана и Османской империи в пределы Иреванской губернии, Елизаветпольской губернии, и в пределы Карабаха – это все документально зафиксированный процесс. Вы знаете, есть уникальные документы, когда посол Российской империи в Иране А. Грибоедов в докладных записках описывает весь процесс, которым ему поручили руководить – переселением армян в Нагорный Карабах. И он в своих докладных записках как официальный чиновник скрупулезно описывал, сколько было потрачено денег, сколько людей было вывезено, как их привезли в Нагорный Карабах, как их расселяли. В этих документах есть очень интересный момент, Грибоедов там пишет, что нам приходилось успокаивать местных азербайджанцев, которые говорили, что вы привозите сюда армян, а они через сто лет будут говорить, что это наша земля. Нам приходилось уговаривать и успокаивать местных азербайджанцев, что не волнуйтесь, этого никогда не произойдет. И эти все исторические источники существуют и в архивах, они вышли и в различных сборниках. Конечно, попытки замалчивать такие исторические факты со стороны армян пресекались и до 1988-го года и, естественно, сейчас эта задача все еще остается актуальной, и, на мой взгляд, мы не до конца дорабатываем в этом вопросе. В вопросе доведения до международного сообщества объективной истории нашего края.

Расим Бабаев

• Ильхам Алиев: Армения не заинтересована в мирном договоре -ОБНОВЛЕНО
• Маршал Захра Мамедли: Никакого страха нет
• Ильхам Алиев приглашен на саммит БРИКС