«После распада Союза мне говорили: «Зачем ты всё это делаешь?» - БЕСЕДЫ С БАХРАМОМ

Мне дороги встречи с азербайджанским художником Арифом Азизом, выпускником художественного училища имени Азимзаде и Московской государственной художественно-промышленной академии им. С. Г. Строганова. Его, как и моего папу, зовут Ариф. Это имя означает «всезнающий», и в моей жизни я знаю множество людей с этим именем, и все они - «Арифы» - тонкие, добрые, талантливые, с большим и чистым сердцем!

Мне очень нравится творчество Арифа Азиза, всегда новое, неожиданное, интересное, и это делает нас родственными душами! Каждому из нас нужен такой человек - аксакал, мудрец, философ, присутствие которого очень важно в жизни мужчины. К сожалению, в нашем обществе мало осталось таких аксакалов, с которыми можно поговорить по-мужски и попросить совета. И если Всевышний отпустит нам столько же лет, мы должны так же ответственно и мудро, как Ариф Азиз, относиться к молодому поколению, чтобы передать нашим детям знания, опыт и наши традиции…

Но сегодня мое интервью с Ариф муаллимом посвящено радостному событию – ему исполняется 75 лет! Мы беседовали о том, как прошло его детство, как он определился с профессией и жизненными принципами и о многом другом… Но наша встреча началась с небольшой экскурсии, которую Ариф муаллим нам устроил по своей загородной галерее...

 - На этих фотографиях запечатлены разные эпохи, люди и события – президент Сенегала, Лейла Ахундзаде, выставка в Турции, Вагиф Герайзаде, вручение диплома академика, встречи с турецкими друзьями, Таир Салахов, Сакит Мамедов, Анар, выставка «БАМ», Омар Эльдаров, Бахтияр Ханизаде, 1975 год – год, когда я поступил в Союз художников Азербайджана, Гаджибала Абуталыбов, Расим Балаев… Когда я смотрю на эти фотографии, мне становится приятно и немного грустно…

А здесь несколько моих работ, которые я сделал во время учебы в училище им. Азимзаде. К сожалению, тогда я не знал им цену, и в моем архиве осталось лишь несколько рисунков того периода… Это было другое время, когда люди жаждали работать, читать, учиться, познавать, а педагоги с радостью делились с нами своими знаниями… Большая часть во время обучения была посвящена специальности, а сейчас общих предметов столько, что иногда я не понимаю, кого мы выпускаем - философов или художников?

С особыми чувствами я храню обложку пластинки, которую мне поручил сделать Рашид Бейбутов. Это была целая серия, где была записана музыка Узеира Гаджибекова, а потом для этой коллекции сделали красивую подарочную коробку и Рашид Бейбутов преподнес ее в дар шаху Ирана Реза Пехлеви.

Этот дом я построил в начале 70-х годов, а тогда такие дома строить не разрешали, но мне, как художнику, в виде исключения разрешили построить хороший, комфортный дом. А сейчас весь Абшерон застроен особняками, которые совершенно не вписываются в окружающую среду, и все стало немного чужим... В некоторых местах, правда сохранились старые дома, и они рождают в душе множество воспоминаний…

Позже я построил здесь галерею и создал во дворе небольшую экспозицию, в которой собраны предметы быта, оставшиеся от моей семьи – старинные кувшины, подносы, утюги, колпаки для плова, самовары, газаны, швейная машинка, весы, подсвечники. Почти девяносто процентов коллекции состоит из вещей, принадлежавших маме и бабушке…

А вот мои экслибрисы, которые я делал для писателя Эльчина, Наби Хазри, Халиды Хасиловой… Всего у меня около 40 экслибрисов, и могу с уверенностью сказать, что сейчас мало кто работает в этом жанре.

На втором этаже галереи хранится часть моей библиотеки. В основном у меня книги о художниках – Тициан, Рембранд, Гоген, Моне, Веласкес, Сезанн, Таир Салахов… Когда меня охватывает усталость, я поднимаюсь сюда и читаю. Книгу об азербайджанских коврах мне подарил сам автор, Лятиф Керимов, гениальный человек, последний из могикан. Ковры - это наш генезис, наш код, на коврах люди рождались, горевали, радовались, умирали…

Мне очень нравится период итальянского неореализма… Мы воспитывались на этих книгах, фильмах и картинах. Мы – азербайджанцы, но у нас получился потрясающий синтез Востока и Европы! Надо все изучать, читать, впитывать… Книги - моя интеллектуальная и творческая лаборатория, и пища для души… Многие из моих книг были приобретены ещё в студенческие годы в Москве, когда из многих соблазнов я всегда выбирал книги!

У наших предков не было ни академии, ни института искусств, но наши прабабушки ткали ковры, которые сейчас находятся в лучших музеях мира! Я до сих пор не знаю, как это у них получалось! Возможно, они слышали, как их код диктует им узоры и цвета для ковра, а руки сами все делают? Сейчас у нас столько всего есть, а мы не слышим и не чувствуем свой код, но я все равно собираю и храню старинные вещи, в которых есть главное – любовь тех, кто их создавал…

После развала Союза, художники оказались в самом худшем положении, поскольку они больше других нуждались в заботе государства, и в этом смысле были более уязвимы, и тогда появился образ художника в «грязной мастерской, неопрятно одетый, с бородой и алкоголем». Но в советские времена гонорары художников намного превышали зарплаты остальных! Они были почитаемы и уважаемы, как и писатели, композиторы, учёные и намного больше, чем люди, занятые в бизнесе.

Сейчас, спустя 20-30 лет после 90-х мы ощущаем эту пустоту, художник, будучи эстетом, не должен был жить в таких условиях, ибо он не сможет создавать прекрасное. В наши дни художник должен быть не просто хорошим профессионалом, но и интеллектуалом. Он должен быть примером для тех, кто его окружает не только своими работами, но и своей личностью. Я считаю, что хорошие работы хорошего художника должны находиться в хорошем месте! В каком веке мы живем? Давайте не будем об это забывать! А теперь я приглашаю вас в мою галерею, там и побеседуем…

  - Почему вы решили стать художником?

 - Родился я в Шувелянах, на берегу Каспия… Предки со стороны мамы были ичеришяхярлинцами. В 1961 году, когда я учился в училище имени Азимзаде, мы иногда гуляли с бабушкой по Ичери Шяхяр, и она мне показала место, где был дом дедушки. Сейчас там находится здание «Энциклопедии»…

В 1937 году вышел указ о прописке, а у всех бакинцев того времени обязательно были дачи в Шувелянах, и когда вышел указ о необходимости единственного места проживания и о разрешении одного места прописки, бабушка с дедушкой обосновались в Шувелянах. В то время это было одно из самых известных курортных мест Азербайджана, в свое время здесь построили дачи нефтяные магнаты Асадуллаев и многие другие, сюда приезжал Есенин, здесь отдыхала интеллигенция Азербайджана в советские времена и летом здесь жили такие великие люди, как Самед Вургун, Сулейман Рустам, Кара Караев и многие другие… В Шувелянах была создана более культурная, более творческая атмосфера, которая очень на меня повлияла…

Отца я не видел, он умер, когда мне было всего шесть месяцев, и меня воспитывали мама и бабули. Они были очень строгими, особенно мама, но я им за это благодарен, потому что мы жили в мяхялля, где было много соблазнов - сигареты, мальчишеские компании, шалости…

Мне было лет 10, когда мне купили фотоаппарат, и я увлекся фотографией. Я сам их проявлял, распечатывал, и у меня это так хорошо получалось, что вскоре меня стали приглашать на праздники или дни рождения родственников, которые улыбкой, а иногда и более существенно, поощряли мои начинания. Именно тогда у меня впервые проявился капиталистический подход к жизни.

А в 6-ом классе я стал рисовать. Началось все со стенгазеты, для которой я рисовал карикатуры и картинки, а потом узнал, что в Баку есть художественное училище имени Азимзаде. Я взял свои рисунки и отнёс их показать, но в это время вышел указ Хрущева об обязательном трудовом стаже для будущих студентов, и, прежде чем поступить, я должен был проработать, но это пошло мне лишь на пользу, потому что я обучался тесанию камня у дяди отца Мешеди Абдул Керима, а также обработке дерева, стекла, металла, овладел работой сварщика и многими ремёслами, которые оказали неоценимую услугу моему будущему творчеству.

 - Как ваша мама отнеслась к вашему желанию?

 - Мой папа был нефтяником, как и многие бакинцы в то время, поэтому мама хотела, чтобы я тоже стал нефтяником, но меня это совсем не интересовало. Никто не знал, откуда у меня появился дар художника, но мне кажется, Всевышний ниспослал мне шанс проявить своё «Я» посредством искусства. Когда я сказал, что хочу стать художником, никто меня не понимал, а некоторые родственники, среди которых были очень высокопоставленные чиновники, пытались отговорить меня.

Хорошо, что я никого не послушал и не отказался от своего пути, а он был очень сложным… После распада Союза мне говорили: «Зачем ты все это делаешь? Сейчас такое тяжелое время, ты мог бы открыть какой-нибудь салон красоты или магазин и каждый месяц получать прибыль». Но невозможно начинать иное, когда уже настало время собирать камни… Многие не понимают, насколько мне важен мой мир, мои друзья, единомышленники, новые идеи…

 - Вы с первого раза поступили в «Строгановку»?

Да, я уже был опытным в этом смысле абитуриентом! В тот год в «Строгановку» поступало много ребят из Азербайджана, но у них было направление от республики, я же был вольной птицей. У меня не было никаких знакомств, а даже если бы и были, я никогда бы не обратился за помощью, потому что для меня это недопустимо. Мужчина, у которого есть руки, ноги, воля и характер сам должен всего добиваться.

Поселили меня в общежитии с несколькими молодыми парнями. Шум, гам, разговоры до утра, ни отдохнуть, ни к экзаменам подготовиться. Мне это так надоело, что буквально на следующий день дело дошло до драки. С тех пор ненавижу общежития, и даже слово это не люблю! В общем, разругался я со всеми и ушел из общежития…

Вступительные экзамены я сдал на «отлично» и стал студентом «Строгановки». Ректор нас принял: «Поздравляю! Вы приняты! Правда, вам надо будет еще сдать историю и диктант, но все это ерунда»!

 - Почему же вы не поступали в Баку?

 - Я пробовал… Пришел сдавать документы в наш институт искусств. На экзаменах получил две «пятерки», а по композиции мне поставили «двойку». Это было специально сделано, чтобы отобрать у меня баллы и отдать их другому. Кстати, спустя много лет я узнал, кто поступил вместо меня… А тогда в институте двое из приемной комиссии мне сказали: «На следующий год поступишь!» Я ничего не ответил, но меня охватила такая ярость, что я забрал документы и четыре часа шел до дачи пешком! А дома сразу же стал собирать работы и сказал, что еду в Москву. «Если ты в Баку «двойку» получил, то в Москве у тебя вообще ничего не получится!» - говорила мне мама, но я никого не слушал… Я даже помню звук самолета Ил-18, который тогда летал в Москву!

 - На какой факультет вы хотели поступать?

Когда в приемной комиссии посмотрели мои рисунки, то предложили поступать на живопись, но я попросился на факультет промышленной графики, который в тот год только открылся.

А после экзаменов я вернулся в Баку и на следующее же утро пошел в институт искусств. Первыми, кого я там увидел, оказались те самые люди, которые пообещали, что «в следующем году я поступлю»! Они снова стали меня успокаивать, но я молча протянул им бумагу с подписями и печатями. «Что это?» - спросили они. «Там все написано», – ответил я, и они начали читать вслух, что «справка дана Арифу Азизову, он

действительно поступил Московскую государственную художественно-промышленную академию им. С. Г. Строганова на факультет промышленной графики». Лица у них побледнели, вытянулись, но они и тут вывернулись: «Видишь, если бы тебе не поставил «двойку», ты бы не стал московским студентом!»

В сентябре я снова поехал в Москву и, помня свои приключения в общежитии, снял квартиру. Это было дорого, но зато я был свободным и самостоятельным!

В те годы я активно занимался спортом – любил плавание, волейбол, а когда служил в армии, нас утром и вечером гоняли по нескольку километров. Служил я до института, три года, и в последний год вышел указ о переходе на двухлетнюю службу. Как только узнали, что я художник, тут же перевели меня в клуб. Но иногда мне так надоедало рисовать, что я просился в караул. Стоя долгими, морозными ночами на вышке, с тоской думал о теплой комнате в клубе, и возвращался к кистям и краскам. Сначала я служил в Ленинграде, а потом в Вологде, где было по-настоящему холодно для южного парня, выросшего на теплом море.

 - Но зато там было вологодское масло и вологодские кружева!

 - Между прочим, эти кружева потом мне очень пригодились. В 1972 году я создал плакат «Дни РСФСР в Азербайджане», на котором использовал узоры вологодских кружев! Так что, три года в армии не прошли даром! Мужчина должен видеть трудности, хорошее и плохое, но я считаю, мне повезло - в армии я ни разу не болел, меня не искалечили, не сломали…

Однажды в пять утра я иду по длинному темному коридору с полузакрытыми глазами и вдруг чувствую, как что-то ударило меня по лбу. Я сразу проснулся и прямо перед моими глазами увидел ноги парня, который повесился. Не все выдерживают трудности, поэтому надо быть сильным и морально, и интеллектуально, и физически.

 - Кто из педагогов «Строгановки» запомнился вам больше всего?

 - Федорова, ученица великого русского графика Фаворского. Однажды мы сдавали ей экзамен, и там был вопрос про зал Рублева. Я не был готов и девочки с курса дали мне «шпаргалку». Но Федорова даже не стала меня слушать: «Я знаю, вы там не были». Она сказала это так серьезно и строго, что я не стал оправдываться… И Федорова, увидев мое виноватое лицо, сказала: «Возьмите такси, поезжайте туда, а я вас буду ждать»…

Я поймал такси, сорок минут ехал до Третьяковки, за пару минут обежал зал Рублева и помчался обратно в «Строгановку». Был уже вечер, институт был пустой, но Федорова меня ждала. Она даже не стала задавать мне вопросы, просто взглянула на меня, взяла мою зачетку и поставила «5»! Вот так нас учили… Такие у нас были педагоги…

 - У вас не возникло желания остаться в Москве?

Нет, хотя мне предлагали стать преподавателем «Строгановки». Честно говоря, я вообще не хотел быть преподавателем и всегда мечтал быть свободным художником. Но так как я был первым и единственным на тот момент художником со специальностью «промышленная графика», те же самые люди, которые поставили мне «двойку», пригласили меня в университет! Я долго отказывался, но после длительных уговоров, все же, согласился… Прошло сорок шесть лет, как я преподаю. Сначала я привыкал, а потом даже полюбил работать со студентами, хотя это довольно сложно.

 - Почему?

Потому, что наряду с талантливыми ребятами, есть, которые поступили благодаря тестам или связям, но им абсолютно неинтересно учиться. Они не рисуют, не читают, не ходят на выставки или в театры, а как можно быть театральным художником и не знать, сколько театров в Баку?! Поэтому я предпочитаю работать с теми, кто любит и хочет заниматься искусством. Сейчас я веду курс магистров, это прекрасные творческие люди, влюбленные в свою специальность.

 - Какие из выставок, которые у вас проходили в разных странах мира, запомнились вам больше всего? Какие стали для вас особенными?

Трудно сказать… Для художника каждая выставка особенная… Помню, как в Турции мне было интересно наблюдать за посетителями моей выставки, за их эмоциями, реакцией, ведь хотя мы и один народ, но наша психология, всё же, отличается. А в Сенегале открытие было очень ярким, с африканской музыкой и танцами. Но, как художник, я всегда огорчаюсь, когда зрители приходят только в первый день, а потом художник бродит по пустым залам…

 - Зрительская культура не возникает сама по себе, ее надо воспитывать!

Европейцы, например, приходят на выставки, чтобы посмотреть на твои работы, пообщаться, им интересно увидеть азербайджанского художника, задать ему вопросы, поговорить об искусстве. Почему у нас такого нет? Меня, как художника, это волнует, потому что наши зрители приходят, чтобы себя показать и решить свои вопросы. Не понимаю я этого, всему свое время и место! Как можно отвлекать художника просьбами или пустыми разговорами, когда он представляет на суд зрителей плоды своего творчества?

Однажды, это было в советские времена, мы с однокурсником пошли в московский театр сатиры на выступление очень известного артиста пантомимы. В зале была тишина и зрители, не дыша, смотрели на сцену. А мой приятель перед спектаклем купил «Юбилейное» печенье, и начал открывать шуршащую упаковку. Я пробовал его пристыдить, но он ответил, что хочет кушать... Звук был таким громким, что весь зал и даже артисты на сцене, начал на нас смотреть! Вот это и есть отсутствие зрительской культуры.

 - Ваша предстоящая выставка называется «Белый период». Почему именно этот цвет характеризует ваше нынешнее душевное состояние?

 - Мне не хотелось бы рассказывать всю историю, поэтому расскажу лишь ее часть. Однажды я своими глазами увидел свет, который исходил из человека в момент его смерти, и для меня это стало настоящим потрясением. А потом ко мне пришло осознание, что писать белый цвет невероятно трудно, и это дало толчок для появления этого цикла. Сначала я делал только белые контуры, потом белого цвета становилось все больше и больше, и постепенно все картины «Белого периода» заполнились белым цветом… Холст, краски, кисть и я… Это как в музыке – все знают семь нот, но не каждый композитор может создать из них гениальную музыку. Мне интересно не просто писать картины, а понимать и чувствовать то, что я делаю.

Как-то ко мне пришла одна известная журналистка и во время интервью спросила, как я отношусь к тому, что многие не понимают мои картины? На что я ответил, что меня это абсолютно не волнует! Когда журналист идет к художнику, он должен знать, как он живёт, чем дышит, знать его работы. Пикассо говорил, что не хочет видеть так, как видят обычные люди. Поймите, наконец, художники смотрят на мир другими глазами и зритель должен немного потрудиться, чтобы его понять! Искусство должно быть выше обыденности! Даже трагедию мы воспринимаем по-другому…

В ночь на 20 января 1990 года, когда происходил весь этот ужас, к утру я заснул и мне приснился сон, как крест и полумесяц воюют друг с другом, я даже звон мечей слышал… Утром встал, на улице было страшно, но я пошел в свою мастерскую. Еле добрался, потому что меня не хотели пропускать… Как воин я облачился в одежду художника, перепачканную красками, поставил рядом два холста и начал писать. От красного к зеленому… Сражение крестов и полумесяцев… И победил полумесяц! Мы же и в самом деле тогда победили и получили свободу… Ту работу я написал, не отрываясь, за сутки…

В 1992 году к нам приехала турецкая делегация во главе с Тургутом Озалом, и меня попросили показать нескольким делегатам Баку. Я повел их в Ичери Шяхяр, в город, который тогда не был таким красивым, как сегодня… А потом, когда они узнали, что я художник, попросились ко мне в мастерскую. Картина с битвой креста и полумесяца произвела на них такое сильное впечатление, что они сразу же ее приобрели…

 - А можно я задам вам вопрос, не связанный с живописью? Когда мы учились в институте, вы потрясающе одевались, и я до сих пор это помню! Откуда это у вас – стиль, вкус, соответствие времени и моде?

 - Я настоящий ребенок войны, ведь я родился в 1943 году… В моем сознании есть какая-то точка, которая мне диктует, как одеваться, как себя вести, как жить и развиваться. В 60-е годы меня назвали стилягой - узкие брюки, в основном, зеленого цвета, на голове кок, мы танцевали рок-н-ролл и все запрещенные танцы.

Я покупал дорогие привозные пластинки. Мы жаждали учиться, одеваться, быть хорошими художниками и людьми. А сейчас что-то пошло не так…. Проблем с одеждой нет, но многим не хватает вкуса, а мы в свое время из ничего создавали стиль!

 - Как вы собираетесь отмечать свое 75-летие?

 - Если бы вы знали, как я не люблю юбилеи! Только представьте – на сцене театра сидит юбиляр и все его превозносят, а я не хочу быть «невестой», которую все хвалят! Когда мне исполнилось 60 лет, я взял супругу и мы поехали в Париж. Все на меня обиделись, хотя для празднования юбилея были готовы и афиши и пригласительные билеты… Но это моя жизнь, и я хочу сам ею распоряжаться! Я знаю, кто я, и меня не надо хвалить. В первую очередь, художник должен быть скромным, меньше показываться публике и много работать, а потом пусть хвалят, критикуют и даже ругают!

Мне б не хотелось быть узнаваемым по лицу, главное, чтобы фамилия человека становилась известной по его произведениям, ведь произнося имена великих, перед глазами не их лица, а их творения… Обычно как бывает? Открывается выставка и художник стоит около своих работ, как на базаре. Смешно даже! А когда его спрашивают, сколько стоят его картины, он начинает стесняться, потому что художник не продавец, он должен быть в тени, а все деловые вопросы должен решать его менеджер.

Недавно один известный режиссер предложил снять фильм обо мне. Первый вопрос, который я ему задал, был о концепции, но когда я увидел, что режиссер молчит, сам обрисовал картину – мастерская, я стою у холста с кистями, потом кадры на побережье моря, где я прогуливаюсь и задумчиво смотрю в морские дали… Ужас, примитив! Я этого не люблю, поэтому сказал режиссеру: «Придумай что-нибудь необычное и приходи».

А что касается юбилея, мне будет очень приятно, если мои друзья, родные, коллеги, студенты и все, кто любит мое творчество, будут обсуждать мои картины и говорить о моем творчестве, ведь я посвятил этому всю мою жизнь!

Беседа с Арифом Азизом подготовлена при поддержке сети книжных магазинов LIBRAFF

• В Баку проходят Дни кыргызского кино
• Новая экспозиция в Музее истории Азербайджана - до Победы и Великого Возвращения-ФОТО
• В России отказались праздновать юбилей Пугачевой