«Ереванские армяне ругали «наших», обвиняя их в предательстве»

Редакция Vesti.Az продолжает рубрику «Как молоды мы были», в рамках которой сделан экскурс в раннюю молодость известных нам людей.

Гостями рубрики становятся писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены. Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем, уважаем и любим. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью, вы узнаете от этих людей. Сегодня в гостях у рубрики заместитель министра экономики Азербайджана в 1996-2001 годах, заведующий отделом экономики и финансовой политики Кабинета министров Азербайджана в 2001-2007 годах Октай Ахвердиев.

- Родился я в Баку в 1936 году возле здания Горотдела милиции. Отец в сорок первом году ушел на фронт и погиб на войне. Когда мне исполнилось 8 лет, мама отвела меня в «смешанную» школу №44, где имелись азербайджанский и русский секторы. Проучившись там до третьего класса, я был переведен затем в располагавшуюся по соседству школу №171, которая во время войны была военным госпиталем, где лечили раненых с фронта. Там я проучился до конца, закончил ее, и в этой школе я, где-то, начиная с 7-8-го класса, начал увлекаться футболом. Там был большой школьный двор, где мы играли в футбол между классами. Я сам был зачинщиком этих встреч, которые проходили в очень интересной борьбе.

Мама была неграмотной женщиной, прожила 89 лет, скончалась в 2000 году. Ей очень хотелось, чтобы я получил хорошее образование и вышел в люди. И, вот, она определила меня в русский сектор. Когда я пошел в школу, то знал на русском языке всего два слова: «яблоко» и «заяц». Много лет спустя у меня неожиданно возникло желание спросить у мамы, почему она отдала меня в русский сектор, ведь она сама практически русский язык не знала. И когда я задал ей этот вопрос, она призналась, что когда пришло время отдавать меня в школу, она решила последовать примеру завуча Юсифа муаллима, а именно, посмотреть, куда он определит учиться своего сына – в русский или азербайджанский сектор. «Поскольку он грамотный, все хорошо знает, поэтому я ориентировалась на него. И когда я увидела, что он отдает своего сына в русский сектор, я тоже решила поступить так же», - рассказывала мама.

КРИМИНАЛЬНЫЙ РАЙОНЧИК

- Мне повезло. В нашем частном дворе по соседству с нами проживали четыре русские семьи, две азербайджанские и по одной армянской и еврейской. Вот такой у нас был интернациональный двор, и я быстро научился говорить на русском. Мама работала уборщицей в школе, в которой я учился. Поскольку я был единственным ее ребенком, она хотела, чтобы я постоянно находился рядом с ней. И, кстати говоря, до 13 лет я все время был под замком. Она отводила меня в школу, которая располагалась через дорогу от нашего дома, а после уроков приводила меня домой, запирала на ключ и уходила опять на работу. Так что до 13 лет я не знал, что такое улица. В результате, я часто болел. Обеспокоенная моим вечным недомоганием мама как-то отвела меня к очень известному в Баку врачу Кажлаеву, отцу известного композитора Мурада Кажлаева. Когда доктор узнал, какой образ жизни я веду (все время под замком), то посоветовал моей маме, что ребенок должен развиваться, его надо выпускать на улицу, чтобы он бегал на свежем воздухе. И только с 13 лет я начал выходить на улицу, играть с ребятами.

Кстати говоря, на той улице, где я вырос, все без исключения ребята, и старше, и младше меня, курили анашу и позже отсидели срок в тюрьме. Райончик был криминальный, располагался недалеко от Кубинки. Что самое удивительное, наша улица была прямо напротив Горотдела милиции. Поэтому, можно сказать, что я был единственным «воспитанником» этой улицы, окончившим школу и поступившим в институт. А все остальные (я их всех хорошо помню, видел их уже взрослыми) вышли на свободу, отсидев в тюрьме.

УВЛЕЧЕНИЕ ФУТБОЛОМ

- Когда мне исполнилось уже лет 15, на мою игру обратили внимание специалисты. В результате, мне предложили выступать в составе команды «Пищевик», тренером в которой был Алимкин Михаил Петрович, игравший в тридцатых годах вместе с отцом Юрия Кузнецова, Константином Петровичем, за футбольный клуб «Темп» в чемпионате Союза. Одним словом, вот так я попал в «Пищевик». Тогда в Баку проводились соревнования с участием клубов, которые обязательно были привязаны к каким-то предприятиям. Игры проводились каждое воскресенье, начиная с 11 часов утра. Каждый клуб должен был обязательно выступать на первенстве четырьмя отдельными составами – детским, юношеским, молодежным и взрослым. И я начал играть сначала за детскую команду, а потом уже за более старшие составы. Когда я учился в десятом классе, меня стали привлекать в различные сборные команды – города, республики. А когда я закончил десятый класс, то попал в сборную молодежную Азербайджана.

Хочу рассказать одну историю, которая произошла в 1954 году. Наша молодежная сборная принимала участие во всесоюзном соревновании, где кроме нас также были представлены сборные союзных республик, а также Москвы и Ленинграда. Игры проходили в интересной борьбе. И вспоминается очень интересный случай из жизни.

Мы играли в групповом турнире в Куйбышеве (ныне – Самара). В одну группу с нами вошли сборная Москвы, в которой тогда играл под девятым номером Эдуард Стрельцов, которого, кстати, я «держал». Были также узбеки, молдаване, таджики и армяне. Занявшие два первых места в группе команды должны были выйти в финал и ехать в Москву. Так уж получилось, что в конце у нас предстояла игра со сборной Армении. До этого мы проиграли только одну игру, с минимальным счетом 0:1 москвичам, Стрельцов забил. Перед последним туром группового турнира мы опережали армян, и нас в очном поединке устраивала ничья. В этом случае мы занимали второе место и попадали в финал. Сборной Армении во что бы то ни стало необходима была только победа. Половина зрителей, заполнивших стадион, состояла из армянских солдат. Наших, практически, не было.

СЕДОЙ ЧЕЛОВЕК В ПЕНСНЕ

- И вот мы находимся в раздевалке, готовимся выйти на поле, переодеваемся. Хочу обратить внимание, что дело происходило в конце июля 1954 года. Нашим тренером был Константин Петрович Кузнецов – отец Юрия Кузнецова. И вдруг открывается дверь в раздевалку, и в дверном проеме возникает до боли знакомое лицо. Седой такой, в пенсне, и смотрит на нас. Мы как-то не обратили на это внимание. Однако, наш тренер среагировал иначе. Он сразу как-то подтянулся, встал по стойке смирно, а через секунду пошел в сторону двери, открыл ее и пригласил мужчину войти. И когда он вошел, мы узнали его. Ведь все мы видели портреты Мирджафара Багирова…

После смерти Иосифа Сталина, в начале 54-го года, Багирова сняли с должности первого секретаря ЦК компартии Азербайджана и послали работать в Куйбышев начальником управления нефтяного промысла. Потом уже в ноябре его судили… Багиров вошел в раздевалку, мы все поднялись со скамеек и поздоровались с ним. Он пожелал нам успеха.

ПЕНАЛЬТИ В ВОРОТА СБОРНОЙ АРМЕНИИ

- Капитаном нашей команды был Ахмед Алескеров, играли также Наги
Бабаев, Любарский, вратарь Гена Джафаров и другие. В состав молодежной сборной Азербайджана входили также трое армян – Вальдик Бабаян, Арнольд Мусаелян и Бека (фамилии не помню). И вот мы вышли играть. Едва только матч начался, между тремя нашими армянами и игроками армянской сборной возникли трения. Они стали шумно выяснять друг с другом отношения. Скорее всего, ереванские ругали «наших», обвиняя в предательстве, используя при этом матерные выражения. То есть, с самого начала игры отношения между ними испортились. Первый тайм проходил с преимуществом сборной Армении, мы кое-как отражали их атаки. Однако, в конце тайма они все же забили нам один гол.

Начался второй тайм, армяне продолжают владеть инициативой, весь стадион орет, болеет за них. Поскольку мы проигрывали, и нам достаточно было свести поединок вничью, мы постепенно выровняли игру и начали сами давить на них. Единственным игроком из региона, из Нахчевана, в нашей сборной был Юсиф Сулейманов. У него не было никакой техники, но скорость была дикая. Он играл под одиннадцатым номером левым крайним нападающим. И когда до конца игры оставалось около 15 минут, мяч попал к нему, и он помчался в сторону ворот противника. Так как он был здоровый, деревенский парень, то все от него шарахались в стороны. Сулейманов продвинулся с мячом в штрафную площадку, и, казалось, его никто не сможет уже остановить. В это мгновение защитник армян применяет фол последней надежды и косит вместе с мячом обе ноги нашего нападающего. Юсиф взлетел в воздух и упал на газон.

А судил игру ленинградский арбитр, судья международной категории Белов. Он собирался дать пенальти, но продолжал наблюдать за Юсифом, который отчаянно пытался подняться на ноги и продолжить атаку. Он ведь деревенский парень, ему все равно, что его ударили. Я играл в защите, но в тот момент оказался рядом со «штрафной» противника. Вижу, что он хочет встать и кричу ему со стороны: «Юсиф, дурма. Юсиф, дурма», то есть, не вставай, умри и не думай подниматься. Когда до него дошел смысл моих слов, Сулейманов остался лежать на траве.

И в это время полстадиона, все армяне высыпали на поле с целью оказать давление на судью. Там целая история была, милиция вмешалась. Увидев такой поворот событий, судья, значит, не знает, какое принять решение, как поступить, так как по-человечески боится – все-таки несколько сотен армян на поле. В результате арбитр вызывает бокового судью узнать его мнению. Мы, естественно, говорим, пенальти. Армяне, наоборот, твердят обратное. Все смешалось. Боковой арбитр тоже подтвердил, что азербайджанского футболиста сбили в «штрафной».

Значит, назначили пенальти. А у нас в команде штатный пенальтист - Арнольд Мусаелян. Я подхожу к Ахмеду Алескерову и говорю ему: «Ахмед, неизвестно, как поступит наш армянский игрок. Иди ты бить пенальти, я тебя прошу». Он отвечает, «ты что, у меня коленки трясутся, я не смогу бить». В общем, пенальти стал пробивать Арнольдик. Поставил мяч на одиннадцатиметровую отметку, разбежался и пробил не очень сильно. Я чуть в обморок не упал от увиденного. Мяч летел по центру ворот на высоте примерно 40 сантиметров от земли. Прямо на вратаря, которому необходимо было просто дождаться, пока мяч долетит ему в руки. И голкипер тоже спокойно наблюдает за тем, как мяч летит прямо ему в руки, и ждет. Удар был несильным, не пушечным, мяч летел со средней скоростью. Вратарь ждет, что сейчас он мяч поймает… И вдруг, в самый последний момент мяч круто меняет направление и летит в угол ворот. Мы все просто обалдели. Оказывается, Арнольд так технично подкрутил удар, что мяч, чиркнув по штанге, пересек линию ворот. А их вратарь подбежал к боковой штанге и начал биться об нее головой, не понимая, как он мог пропустить такой казавшийся несложным пенальти.

В общем, матч закончился вничью, правда в последние 7 минут армяне конкретно насели на нас в нашей штрафной. После матча уже выяснилось, что за сборную Армении играл под девятым номером ливанский армянин Кегян, который был на 3 года старше нас. «Липа» родился в 1933 году.

Одним словом, так мы пробились в финальную часть первенства. В те годы как раз за московское «Динамо» играл наш земляк Алекпер Мамедов. Когда мы приехали в Москву, он договорился с кем-то, и мы жили на базе «Динамо», где проводили тренировки. Тренировались с «Динамо» Москва, и во время тренировочных матчей наш вратарь становился на ворота динамовцев, а Лев Яшин – на наши. Финальные игры начались 7 августа.

МРАМОРНАЯ ЧЕРНИЛЬНИЦА И ОТЧИСЛЕНИЕ ИЗ ИНСТИТУТА

- Когда я окончил школу, мои родственники сказали мне, кончай заниматься ерундой и поступай в институт. В результате, пришлось завязывать с профессиональным футболом и поступать в институт народного хозяйства на факультет товароведения. С первого же курса я был общественником, занимался разными общественными делами. А когда учился уже на втором курсе, произошел один инцидент. В одной группе со мной училась девушка из Загатальского района. Она была азербайджанкой, но окончила русскую школу.

Как-то, в конце мая 1957 года, иду я по коридору, в институте идут занятия. Смотрю, она стоит в коридоре и плачет. Я спросил у нее, что случилось? Она сначала не хотела говорить, а потом призналась, что наш декан Салманов вызвал ее к себе в кабинет и стал домогаться. Весь институт знал, что Салманов страшный бабник. По словам девушки, она еле выскочила из кабинета. Когда я услышал эту историю, кровь стукнула в мою голову. Я направился прямиком в кабинет декана, вошел в комнату, схватил со стола мраморную чернильницу и со всего размаху двинул ею по подбородку Салманова. Он был одет в светлый костюм, который тут же оказался залитым чернилами и кровью. Я продолжил его бить. Нас еле разняли, меня исключили из института.

…Вот так кончилась, точнее, началась эта история. Для моей мамы институт являлся чем-то невероятным. Она была счастлива, что я получаю высшее образование. А тут. В общем, приходилось мне каждое утро вставать, собираться и уходить из дому, создавая иллюзию, что я иду в институт, откуда меня с позором исключили. Я все думал, не мог себе места найти, что же мне делать. Более всего было стыдно перед мамой.

В таком вот подвешенном состоянии я находился дней десять, пока меня не отыскали мои одногруппники и не сообщили мне, что меня к себе вызывает ректор института. А ректором у нас был Шамиль Алиевич Рагимов из Шуши. Мой отец тоже родом из Шуши, но я не знал, что ректор - шушинец. В общем, пришел в приемную ректора, и секретарша мне говорит, что в кабинете идет совещание. Из-за дверей доносились крики. Как потом я узнал, эта девушка из Загатальского района попала на прием к ректору и рассказала ему обо всем. Без ее рассказа складывалось впечатление, что я ни с того ни с сего пошел бить декана. Выслушав ее, ректор вызвал парторга Ганизаде. К слову, этого самого Салманова все ненавидели из-за его таких вот выходок, и вообще как человека не переносили. И этот случай оказался как раз секретарю парткома на руку, и он поднял этот вопрос. Меня пригласили в кабинет, где находился и сам Салманов. Ректор спросил у меня, что произошло на самом деле, почему я стал бить декана? Я ответил, что лучше об этом спросить у самого декана. И тогда Ганизаде сказал, мы уже все знаем, восстанавливаем тебя в институте, иди и учись, а с этим мы сами разберемся. Меня восстановили, а Салманову вкатили строгий выговор по партийной линии.

Меня перевели на другой факультет «Планирование народного хозяйства», деканом которого был Аллахвердиев Микаил Ибрагимович. Впоследствии он стал председателем Госплана Азербайджанской ССР. Как потом выяснилось, он оказался очень далеким нашим родственником. Когда я пришел к нему на факультет, он схватил меня за ухо, потряс им и заявил: «Я тебе не Салманов. Веди себя хорошо».

Когда в 1959 году я перешел на последний курс, наш институт неожиданно ликвидировали. Нашу группу планирования народного хозяйства перевели в Кировабад. Так что по окончании учебы я получил диплом Азербайджанского сельскохозяйственного института. Учась на последнем курсе, я, практически, не ходил на занятия и вновь серьезно занялся футболом, играл за местный клуб «Текстильщик», выступавший в группе «б» чемпионата СССР. Кстати, учась в институте, я играл и тренировал институтскую команду. Тогда между вузами проводились чемпионаты, у нас была самая сильная команда. Активно занимался и общественной деятельностью - я был заместителем председателя профкома института, участвовал в самодеятельности, пел песни, играл на таре.

ОТ СОВХОЗА ДО ГОСПЛАНА И КАБМИНА

- По окончании учебы я вернулся в Баку, положил на стол перед мамой диплом и планировал продолжать играть в футбол. Другого занятия я для себя не представлял. И тогда мама сказала, что диплом нужен не ей, а мне: «Возьми его и устраивайся на работу».

Так получилось, что меня направили по распределению в Маштагинский субтропический совхоз, где занимались производством маслин, инжира и других различных субтропических культур. Там я проработал всего месяца три, после чего перешел в сельскохозяйственную академию. Президентом сельхоз академии был академик Фируз Меликов, который вывел в Азербайджане овец-мериносов. Меня определили работать в отдел экономики. Позже академию ликвидировали, а на базе экономического отдела был создан научно-исследовательский институт сельского хозяйства, куда я и перешел работать.

Потом поступил в целевую аспирантуру в Киеве. Там же женился, но не хотел жить на шее ее родителей и вместе с женой приехал в Баку. Шел уже 1964-й год. Здесь я поступил на работу в Министерство заготовок старшим экономистом. Потом в 1966-м году с этого Министерства меня послали работать в Бакмелькомбинат №1, который состоял из двух заводов, производивших муку и комбикорма, соответственно. С 1966 года по 31 декабря 1969 года я работал там директором. Это была очень хорошая школа жизни, там работали 650 человек.

В 1965 году вышло так называемое «косыгинское» постановление о новых методах планирования и экономического стимулирования, в котором впервые в истории советского режима были заложены элементы рыночной экономики. Потом, к сожалению, все сошло на нет. В рамках этой программы в разных республиках в виде эксперимента хотели внедрить новый метод. Эту программу внедряли на специально отобранных предприятиях в союзных республиках, в Азербайджане в качестве таковых выбрали 8 предприятий, в том числе и то, в котором работал я. То есть я внедрял новый метод планирования. Суть этого метода, вкратце, заключалась в том, что если до этого постановления руководитель не имел права использовать прибыль возглавляемого им предприятия так, как он считает нужным, то сейчас ему такое право давалось. Но и оно тоже ограничивалось законом, в том плане, что эту прибыль необходимо было распределить по определенным нормативам на фонд развития, фонд материального поощрения и резервный фонд. То есть я не имел права всю прибыль использовать так, как хочу, а должен направлять, именно, в определенном порядке. Но уже имел право использовать доходы, не надо было согласовать эти вопросы с министром.

И кроме того, была еще одна важная вещь. Если раньше я не имел права ни грамма продукции предприятия реализовать по своему усмотрению, то теперь… Допустим, мне дали наряд, что я должен столько-то тонн муки отпустить городу Баку. Но город забрал у меня 80 процентов муки, а остальные 20 не взял по каким-то причинам. Выждав определенное время, директор мог по своему усмотрению реализовать продукцию предприятия в торговые организации и так далее. Такое было новшество, и я один из немногих внедрял это. А курировал этот процесс по Азербайджану Госплан республики. И ежемесячно или ежеквартально мы, руководители восьми предприятий, приходили туда и отчитывались перед председателем Госплана Микаилом Аллахвердиевым и его заместителем Коуфманом о том, как продвигаются дела с внедрением нового метода. И вот тогда я впервые понял, что хочу работать в Госплане, что масштаб предприятия меня не устраивает, что на предприятии мне тесно.

Когда о моем желании узнал министр по заготовкам Шамиев, он не захотел меня отпускать. Хочу отметить, что на Бакмелькомбинате было много различных неприятных случаев. Предприятие располагалось в Ахмедлах, и примерно пятая часть работников составляли люди, отсидевшие тюремные сроки заключения. На меня были и покушения, на комбинате было много случаев воровства, которые я старался ликвидировать. Много чего было. Одним словом, 31 декабря 1969 года я ушел.

А 20 января семидесятого года я поступил работать рядовым экономистом в Госплан, где проработал вплоть до 2001 года. Возглавлял различные отделы, в том числе торговли, реформирования, управление Госплана. Правда, в 1981-84 годах я работал в Лаосе, в 1987-88 гг. - во Вьетнаме и в 1989-90 годах в Йемене в качестве советника премьер-министров этих стран. То есть в восьмидесятые годы я в общей сложности 6 лет работал за рубежом.

Когда после развала Советского Союза в начале девяностых к власти в стране пришли «народники», они переименовали Госплан в Министерство экономики. В период с 1996 по 2001 год являлся заместителем министра экономики. В 2001 году Министерство экономики ликвидировали и на базе нескольких министерств создали Министерство экономического развития. А меня назначили заведующим отдела экономики и финансовой политики Кабинета министров Азербайджана, где я проработал до 2007 года и ушел на пенсию.

ЛАОС НЕЩАДНО ГРАБИЛИ

- Работа за границей – это особая страница моей жизни. Я побывал в сорока двух странах мира. Еще в 1974 году, не будучи коммунистом, я посетил США в составе делегации Советского Союза. В Штаты должны были лететь 33 человека, однако визы американское посольство дало только на 17 человек, в том числе и мне. А до этого, в 1963-м я был в Венгрии и Чехословакии, а в 1972 году в командировке в Египте. В 1975 году ездил в Стамбул.

Вообще, в 70-х годах меня хорошо знали в Госплане СССР, я ежегодно ездил в Москву, где участвовал в процессе защиты плана экономического развития Азербайджана. И вот тогда меня послали в Лаос, где я работал в течение трех лет. Больше, чем первоначально было предусмотрено по контракту. Хотя Лаос и причислили к социалистическому лагерю, на самом деле, эта страна не имела никакого отношения к социализму и вообще там не знали, что это такое и с чем его едят. И лишь их руководитель Фонвихан ежегодно проходил занятия в партийной школе марксизма-ленинизма. В общем, за 3 года я переубедил его во всех этих делах. Он был генеральным секретарем и, одновременно, председателем совета министров. А президентом был Суванувонг, который даже вручил мне второй по значимости лаосский орден.

В общем, передо мной стояла задача разобраться со всем этим хозяйством. Лаос - очень отсталая страна. Когда я разобрался в их хозяйстве, то понял, что они словно с негатива снимают какую-то советскую модель, которую хотят у себя внедрить. И это в то время, когда отдельные племена там все еще ходят голые. Я бывал там, летал на вертолете в различные регионы страны. Постепенно я стал объяснять Фонвихану, что в Лаосе всего одно предприятие было государственным, это японцы им построили электростанцию. Все остальное было частным. У них не было налоговой системы, точнее, было нечто на это похожее, которую им в наследство оставили французы. Казна была совершенно пустая. Лаос обладал очень большими водными запасами и ресурсами, но их нещадно грабили. Они электричество продавали Таиланду практически за бесплатно. У них растет очень дорогое красное дерево, которое очень высоко ценится на мировом рынке. Шведы выкупали целые леса. В общем – грабили. Прошел определенный период, я навел порядок в этих делах. Постепенно казна лаосского государства стала заполняться. Затем я полностью упростил налоговую систему. Все эти годы со мною вместе в Лаосе проживала моя семья.

ОБНОВЛЕНИЕ ПО-ВЬЕТНАМСКИ

- В 1985 году в СССР началась горбачевская перестройка. В Москве проходил XXVII съезд КПСС, который назывался «Перестройка и ускорение». Каждый съезд партии имел свое определенное название. Так вот, вьетнамцы тоже решили такой же съезд провести у себя и начать свою перестройку, которую они назвали «обновление». Ханой обратился с просьбой к Москве, пришлите к нам специалиста для подготовки двух документов. Первый, это новый устав партии – с этой целью во Вьетнам поехал один из работников союзной партшколы. И, второй, - программу партии. По второму документу группу возглавил заместитель председателя Госплана СССР Паскарь. Правда, он все время летал в Москву и обратно. Его заместителем назначили меня. Также в группу входили еще два человека из академии. Мы сидели в Ханое, потом разъезжали по стране и готовили им этот документ – программу. Честно говоря, все это готовил и сводил я. И разъезжал по стране.

К концу нашей работы в ЦК компартии Вьетнама остались довольны подготовленной программой, а устав, который им подготовил представитель партшколы, им не понравился. По этой причине мы на три месяца раньше срока уехали оттуда.

СЕКРЕТНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ

- Назначение меня советником премьер-министра той или иной страны решалось постановлением Совета министров СССР. Я был в номенклатуре Секретариата ЦК КПСС. То есть все секретари ЦК должны с тобой побеседовать. В общем, я все эти инстанции проходил. И когда ехал в Лаос, и во Вьетнам, и в Йемен. Я хочу сказать, что статус у меня был высокий, у меня был свой бюджет. У меня были водитель, переводчики, расходы, которые, кстати, на себя брал Советский Союз. Это была безвозмездная помощь этим странам.

Когда я поехал в Южный Йемен, он был еще социалистическим. Работал там я примерно в течение года. Премьером Южного Йемена был Науман, единственный из руководства этой страны, получивший образование во Франции. Был очень интеллигентным, интеллектуально развитым. Мне было приятно с ним работать. Моя задача заключалась в том, что я на каждый четверг готовил повестку дня, определял, какие вопросы назрели для вынесения на обсуждение членов правительства. Точно так же, как и в Советском Союзе тогда делалось. Но в Йемене, конечно же, была своя система, другая структура экономики, другой менталитет. На заседании йеменского правительства, например, «силовые» министры могли позволить вести себя очень вольно, кричать, орать на премьера…

Я поехал туда в феврале 1989 года, а в январе 1990-го появились слухи о том, что Северный и Южный Йемен хотят объединиться. А история такова, Южный Йемен и Северный Йемен дважды в разные периоды объединялись, и все это кончалось крупной гражданской войной. Нужно было узнать, где и кто ведет переговоры на эту тему. Оказалось, что главы социалистического и капиталистического Йемена тайно вели переговоры в деревне Шабва, расположенной на границе Южного и Северного Йемена. Значит, президент Северного Йемена Али Салех и генсек соцпартии Южного Йемена Аль Бейд вертолетом прилетают туда, о чем-то говорят и разъезжаются. Ведут переговоры об объединении.

Тогда Кремль предъявил претензии Южному Йемену, почему те ничего не сообщили об этом в Москву, ведь мы были союзниками. После этого стороны были вынуждены вести переговоры открыто. 25 мая 1990 года было официально объявлено об объединении Йемена. Они объединились и приняли решение политической столицей сделать Сану, а экономической – Аден, в котором я и работал. Мне сказали, что я должен переезжать в Сану, правительство теперь будет находиться там. Кстати, было сразу же объявлено, что все действующие международные контракты, заключенные объединившимися странами с различными государствами и партнерами, остаются в силе вплоть до истечения сроков их реализации. А мой контракт завершался в конце 1990-го года.

Когда я приехал в Аден, мне выделили отдельную квартиру. В результате объединения государств в руководстве Йемена произошла следующая рокировка. Президент Южного Йемена Али Аттас стал премьер-министром объединенного Йемена. Он был, практически, необразованным, но представлял очень богатое племя. Кстати, там очень интересная племенная система. А премьер Южного Йемена, у которого я был советником, Науман стал председателем парламента объединенного Йемена. Президент Северного Йемена Али Салех стал президентом объединенного Йемены, а его вице-президентом стал бывший генсек Аль Бейд.

17 + 16 = 19

- Теперь по контракту я стал советником премьер-министра Али Аттаса. Сижу в своем кабинете, меня никто не беспокоит, нахожу, правда, себе работу, что-то пишу. А через некоторое время меня принял президент. Принял нормально, знал, что я из мусульманской республики Азербайджан. Президент сказал мне, что в связи с объединением страны Йемену нужна новая структура исполнительной власти.

После встречи, придя к себе в кабинет, я сел, обстоятельно подумал. Начал изучать, зная их менталитет, структуру экономики, начал постепенно расписывать. И расписал. В Южном Йемене было 17 министерств, в Северном – 16. Я из всего этого, учитывая различные факторы, «сформировал» 19 министерств. В общем, когда все уже было готово, документы свели и напечатали.

Через некоторое время меня вызвал президент Али Салех. Пришел я к нему в кабинет, представил документы. Он посмотрел бумаги, не обратив даже внимания на названия министерств. Только лишь посчитал их количество, бросил бумаги на стол и заявил, что надо переделать. Причем, я кратко описал функции каждого министерства. Али Салех сказал, там было 17, а здесь 16 министерств. В сумме делает 33. Вот, количество министерств и должно равняться тридцати трем.

А у них такое правило в Йемене, если племя имеет тысячу своих вооруженных людей, то их представитель обязательно должен занимать какую-то должность, должен сидеть где-то наверху. Вот такая система. Поэтому-то президент и сказал, что если кого-то обделить, опять будет война. Все должно оставаться на своих местах.

Ну, я подумал логически, что двух министерств обороны или двух министерств иностранных дел быть не может. И стал делить. «Сформировал», таким образом, министерство иностранных дел и государственный секретарь по иностранным делам. Разделил и министерство обороны, сделав министерство информации (военная разведка) и министерство обороны. МВД разделил, министерство промышленности отделил от министерства торговли, и так далее. Сделал 33 министерства и принес ему. Йемен до сих пор работает по этой структуре.

Расим Бабаев

• Расширен список должностных лиц с доступом к спецсвязи
• Помощница Блинкена полакомилась азербайджанскими блюдами в Ичеришехер-ФОТО
• Армянская трагедия независимости и борода: что изменится после заявлений Пашиняна - МНЕНИЕ