[b]ПЕРЕБИРАЯ СТРУНЫ ПАМЯТИ[/b] – ПАМЯТИ ХАЙЙАМА МИРЗАЗАДЕ

Из жизни ушел выдающийся азербайджанский композитор Хаййам Мирзазаде. Много поколений азербайджанцев выросло на его великолепной музыке, а его произведения исполнялись на лучших сценах мира. Хаййам муаллим никогда не отказывался принимать участие в моих творческих проектах, и благодаря этому в двух моих книгах – «Город моей молодости» и «СССР: плюсы и минусы» появились его замечательные и невероятно интересные воспоминания.

Глубокие соболезнования родным и близким Хаййам муаллима. Светлая память о нем навсегда сохранится в наших сердцах. Allah rəhmət eləsin…

ПЕРЕБИРАЯ СТРУНЫ ПАМЯТИ…

Сейчас, стоит уехать из Баку куда-нибудь на месяц, как все меняется. К этому можно  относиться по-разному, но таков закон природы. Если вспомнить начало ХХ века, то когда у бакинских богачей с началом нефтяного «бума» появились деньги, они начали строить роскошные дома, которые до сих пор украшают Баку. Такой же «бум» переживаем мы и сейчас, когда благодаря независимости у нас появилась возможность самостоятельно распоряжаться собственными  «нефтяными деньгами». Жаль, только, что убрали трамваи – это скучно, а затем убрали и троллейбусы - это еще скучнее. Если сегодня пройтись по улицам европейских городов, то всюду можно встретить этот бесшумный вид транспорта. И хотя те наши, советские трамваи, были громоздкими и шумными, я до сих пор скучаю по этому звуку.

Я родился и вырос в Крепости, причем, мои деды и прадеды были, как принято говорить в Баку, «крепостными». Каждое поколение моего старинного рода обладало какими-то значительными символами, благодаря которым они и строили свою жизнь. Я всегда удивлялся – почему в Крепости была, например, улица Пестеля или Герцена? Какое они имели отношение к этому месту? Потом улицы стали называть в честь каких-то наших деятелей, которые ни разу в своей жизни даже не были в Ичери Шехер, и это продолжается по сей день. А ведь в Крепости родилось очень много известных людей – химиков, нефтяников, академиков, писателей и поэтов, музыкантов, художников. В крепости есть такие большие знаменитости, которые заслуживают увековечивания. И это во мне говорит не ностальгия. Это - обида.

Ичери Шехер всегда жил по своим законам, которые придавали нашей жизни неповторимый аромат. Сейчас спроси – кто твой сосед? Никто не знает. А тогда тебя могла остановить соседка и спросить: «А что это у вас вчера было? У вас свет горел до поздней ночи,  и было шумно?» В Крепости тогда не было решеток – они делались только на первом этаже и в подвалах, да и то только для того, чтобы туда не попадали собаки и кошки. И воровства не было, даже во время войны у нас никого не раздевали и не грабили, только один раз убили на крыше известного начальника бандотдела. Вот и все. А за «стенами» такое бывало. У нас были замечательные люди, которые имели большой вес внутри Крепости, причем это были не седые старцы, а молодые ребята. Мы жили по своим внутренним законам, очень твердым и строгим. Если, например, кто-то забывал поздороваться, то это сразу же осуждалось: «Ты смотри! Сын или внук такого-то не поздоровался!» Это было недопустимо – надо было сказать «Салам» каждому, кого встречаешь.

Аромат прежней Крепости - это не запахи, а узкие улочки, на которых были прекрасные старинные дома, древние мечети, медресе и бани, которых было очень много. Ведь под старым городом  текли подземные реки, из которых семь были питьевыми, а пять использовали для хозяйственных нужд. Сейчас некоторые бани восстановили. Правда, одна из них, почему-то, называется «Мешадибадовская», но она же не имеет к нему никакого отношения! Там снимали несколько метров из этого фильма. Я по сей день хожу в эту баню с тех самых пор, как ее открыли после 1948 года. Сначала, когда я был совсем маленьким, меня туда водила мама, а потом уже я ходил в баню вместе с папой. Это – традиция, и я буду ей верен до конца. А во время войны бани и некоторые мечети позакрывали, потому что в них разместили  военные склады и стояли зенитные пушки. Надо сказать, что советская власть построила гораздо меньше бань, чем богатые бакинцы, которые жили до советизации.

В эпоху, когда кондиционеров еще и в помине не было, у нас в квартирах всегда было прохладно – стены были широченные, а узкие улицы создавали потоки воздуха, и дома всегда был легкий сквознячок. Конечно же, иногда среди дня бывало жарко, но в остальное время в Крепости всегда был здоровый морской воздух. В то время многие наши соседи предпочитали в летнее время ночевать на крыше, но мы относились к людям цивилизованным, интеллигентным, и поэтому спали только дома.

Мне вспоминается бульвар – теперешний бульвар и тот - это две большие разницы. Для меня Баку всегда был музеем, и я получал от бульвара точно такое эстетическое наслаждение, как и от посещения филармонии или музея искусств. У меня было потрясающее детство  - моя  бонна ежедневно водила меня на бульвар, и покупала вкуснейшие сдобные булочки  в виде птички с глазком из кишмиша, а запивалась эта прелесть свежайшим прохладным мацони. Мы гуляли и  смотрели на лодочные прогулки с музыкантами. Это вообще было дивно! Тогда в лодках сидели не только пассажиры, но и три музыканта, и это входило в стоимость билета. В бухте всегда было много парусных лодок, яхт, швертботов. И, конечно же, роскошная бакинская купальня, которую в 1910 году построили по проекту инженера Баева. Он построил в Баку два замечательных здания – Морской вокзал, которого уже нет, и купальню, которая тоже исчезла. Эта купальня была не просто местом отдыха, на самом ее верху находился солярий, где лечились люди. Когда я стал постарше, то мы с мальчишками ходили на скалы около купальни ловить бычков, а потом дома их жарили. Это было очень вкусно! Бульвар был самым популярным местом отдыха. Бакинцы назначали друг другу встречи или около парашютной вышки или около здания Азнефти, которое в дореволюционные времена  называли «Дом миллионеров». Вся  центральная часть  была заасфальтирована, а по краям была галька. Да и сам бульвар тогда был короче - он даже не доходил до Морвокзала, потому что тогда там была ярмарочная зона наподобие Кубинки, и даже хуже. Я ходил туда во время войны с отцом, который вернулся с фронта после ранения, чтобы купить конские волосы для смычка скрипки, на которой я играл. Там было ужасно грязно и тесно, а вокруг Морвокзала ютились какие-то ветхие кособокие домишки.

Учился я «десятилетке», которая тогда находилась в консерватории, и директором этой школы была выдающаяся просветительница и соратница Узеир бека, Кокеб ханым Сафаралиева. Я открывал двери этого здания шестьдесят пять лет – десять лет, когда учился в школе, пять – в консерватории, и полвека  там работал.  Практически каждый вечер мой педагог по скрипке, Михаил Владимирович Рейтих, концертмейстер симфонического оркестра, брал меня с собой на концерты в филармонию. Вообще же, не-азербайджанцы в Азербайджане сыграли очень большую роль. Баку был и есть по-настоящему интернациональный город, и это прекрасно отражалось на всех сферах нашей жизни, потому что нельзя жить без взаимосвязи и взаимопроникновения с другими народами и культурами. Нельзя создавать ни моно-государство, ни моно-народ. Поэтому многие азербайджанцы прекрасно говорят и на родном языке, и на русском, и на английском, фарси и арабском. Так и должно быть. Зачем же мы должны жить только для себя?

Но в молодости я ходил не только в филармонию и оперный театр. Во время войны, когда мой родственник работал осветителем в Аздраме, я посещал все спектакли и даже помню те постановки, которые выходили только один раз. Естественно, я ходил и в Русскую драму, и в ТЮЗ, и помню всех наших великих артистов. Был такой Агададаш Курбанов, и он так играл Меликмамеда, что после его выступлений все выходили в слезах. А после окончания спектакля мы не разбегались как угорелые по своим домам, а ждали, когда же выйдут актеры, актрисы, балерины, чтобы хоть посмотреть на них в реальной жизни. Тогда вообще было принято ходить в театры, ведь домашних развлечений было очень мало – телевидения еще не было, во время войны были только репродукторы, потому что радиоприемники отобрали. Мы выросли и возмужали под голос Левитана.  

Баку 50-60-х годов был потрясающим – оттепель, молодость, послевоенное изобилие, появлении книг Хемингуэя, Ремарка, Стейнбека.

Я был настоящим стилягой и одевался очень модно. Одежду доставал, когда бывал в Москве, причем не только импортную - тогда в ГУМе можно было купить неплохие местные вещи. А потом в соседних республиках появились умельцы, которые делали туфли диких расцветок, а также оранжевого цвета на высокой платформе, и я был одним из первых, кто стал их носить в Баку. Кстати, в таких же туфлях щеголяли и Мурик Маковский, и Мурад Кажлаев, и Вовка Владимиров, и Норик Евдаев, который потом уехал в Америку. Это все были люди, которые не просто играли джаз, они им жили. Мы слушали его по всяким «голосам», а потом делились  друг с  другом впечатлениями. Да я и сам играл джаз, и у нас даже была своя группа – педагог французского языка Валя Багиров, трубач Азиз Азизов, который потом стал композитором, Норик Евдаев - аккордеонист. Я же играл на контрабасе, который брал напрокат у одного татарина – Комачкова. Кстати, его сын сейчас играет в Большом московском симфоническом оркестре. Комачков-старший был потрясающим музыкантом и играл не только в оркестре кинотеатра, как тогда было принято, но и на аккордеоне на татарских свадьбах. Где мы только не выступали – и в школах, и по субботам на танцах, и на институтских вечеринках, и в Клубе медработников. Мне очень жаль, что снесли это историческое здание, в котором была резиденция бакинского губернатора, и в котором останавливался  Александр III во время своего визита в Баку. Кстати, с этим царем было связано и строительство храма Александра Невского, на месте которого сейчас располагается «десятилетка» и общеобразовательная школа. Тогда вообще было принято строить к приезду монарха какие-нибудь значительные здания. Храм Александра Невского построили в самом центре города, и он служил маяком - капитаны кораблей определяли  направление в море по сверкавшему золотом главному куполу. Александр III поставил условие - собор должен быть исключительным по роскоши и красоте. Когда проект был почти готов, выяснилось, что средств отпущенных царем, маловато. Начался сбор пожертвований, и три четверти необходимой суммы пожертвовали мусульмане. А во время войны этот храм сломали, впрочем, так же, как и Биби-Эйбадскую мечеть.

В  60-е годы бакинская публика обожала прогуливаться по Торговой и Кривой, которая стала очень модным местом после того, как там построили кафе «Наргиз». И назвали его так не в честь известной городской красавицы, как многие ошибочно полагают, а в честь красивого цветка нарцисса. Для нас тогда это кафе на открытом воздухе было чем-то невероятным, почти западным. Раньше на этом месте был павильон, где работал один еврей-ювелир, был еще один хороший часовщик, и продавали замечательную газировку. Около этого места собиралась масса людей, и после нескольких стаканов вкуснейшей воды они расходились по кинотеатрам.  Кстати, обычай прогуливаться по Торговой появился потому, что люди покупали билеты в кино, и так как до сеанса оставалось еще много времени, они начинали прогуливаться по окрестностям многочисленных центральных кинотеатров – «Низами», «Азербайджана», «Араза», и самого модного среди молодежи «Вэтэна»,  который раньше назывался «Пролетарий». Парапет, несмотря на свое удобное местоположение, как-то не вписывался в маршрут наших прогулок, потому что помимо каруселей, там всегда ошивалось много пьяниц и женщин «легкого поведения». И, почему-то, именно там любили сидеть бакинские евреи и бывшие состоятельные люди, мечтавшие о том времени, когда  им вернут их богатства.

В культурную жизнь Баку, помимо кино и театров, органично вписывались и немногочисленные рестораны. В «Старой Европе» подавали исключительно азербайджанскую национальную кухню, «Новая Европа», где сейчас находится «Лукойл» предлагала уже более разнообразный выбор. Но самым лучшим в Баку считался «Старый интурист», где директором был Вичхайзер. Этот ресторан имел такую кухню, о которой можно было только мечтать. В этом знаменитейшем ресторане  было два метрдотеля - один высокий, другой маленький, и обоих на удивление звали Иван Иванович. Среди постоянных клиентов «Старого интуриста» были известные на весь город врачи, профессора - Гудрат Селимханов, доктор Вейсов, пианист Владимир Козлов и другие. У каждого из них был свой столик, и они обедали там каждый день. А когда в ресторане были какие-то важные приемы, то, чтобы не нарушать традицию, им накрывали в соседней комнате.

Есть много городов, богатых древней славой, красой, воспетых прекрасными стихами и овеянных блеском ума прославленных гениев, но родной город бывает только один. И моя цепкая память вновь и вновь возвращает меня туда, на узкие улочки довоенного времени, в город моего детства. А когда я захожу в Крепость и тихо брожу по сохранившимся закоулкам старого города,  воспоминания толпами осаждают меня. Я медленно иду по родной улице, на которой я родился и вырос, куда с фронта  вернулся мой раненый отец и где закончились его земные дела и дни, и терпкий запах цветущих деревьев воскрешает все, что было связано с этим местом, с далеким моим детством. Баку вообще всегда был хорошим городом, но сейчас он стал другим, и сравнивать эти два города неправильно и несправедливо. И дело даже не в том, что часто меняются названия улиц или появляются новые здания – это детали. Самое главное, что все это собрано вокруг названия и символа нашей жизни – Баку. Но я верю, что город моего детства, город всей моей жизни, оживет, расцветет новыми красками на долгие десятилетия… Может, это ностальгия о прошлом?

Хаййам Мирзазаде, апрель 2010

Материалы взяты из книги Бахрама Багирзаде «Город моей молодости»

• Константин Эрнст заявил о воссоздании образа Штирлица с помощью ИИ
• В Балакене прошли спектакли в предверии Дня Великой Победы-ФОТОСЕССИЯ
• Британский актер Тео Джеймс поделился впечатлениями о Баку-ВИДЕО