«Деятели искусства, которые выступают на свадьбах в роли тамады, теряют гордость»
17 декабря 2010
13:10
Редакция Vesti.Az продолжает рубрику «Как молоды мы были», в рамках которой сделан экскурс в раннюю молодость известных нам людей.
Гостями рубрики становятся писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены. Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем и уважаем. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью, вы узнаете от этих людей.
Очередной гость рубрики «Как молоды мы были» - Актер и режиссер Театра музыкальной комедии, заведующий кафедрой Университета культуры и искусства, директор и художественный руководитель театра миниатюр "Ильхам", народный артист республики, президентский стипендиат Ильхам Намик Кямал (Ильхам Намик Кямал оглу Ахмедов).
Справка: Ильхам Намик Кямал (Ильхам Намик Кямал оглу Ахмедов) родился 9 января 1949 года в Баку. В 1966 году, окончив 31-ю среднюю школу, поступил на факультет драматического и кино актерства Азербайджанского государственного театрального института им. Мирзаги Алиева, учился на курсе народного артиста СССР Адиля Искендерова и народного артиста Азербайджанской ССР Рзы Тахмасиба. С 25 ноября 1971 г. по 2 февраля 1972 г. входил в состав актерской труппы Азербайджанского государственного театра юного зрителя, а с 3 февраля работал актером Академического драматического театра. 20 марта 1989 года в течение 4 лет проработал в Молодежном театре, созданном молодым режиссером Гусейнага Атакишиевым. Одновременно в 1989-1991 гг. был актером Азербайджанского государственного театра музыкальной комедии. 14 июня 1993 г. ушел из Молодежного театра и создал свой театр миниатюры «Ильхам», где в настоящее время работает и как режиссер-постановщик, и как актер.
- За какой день из вашего прошлого вы согласны пожертвовать будущим?
- Ни за какой. Каждый миг ценен по-своему. Я не испытываю ностальгию по какому-то конкретному дню или месяцу. Пусть лучше эти дни и месяцы испытывают ностальгию, что их прожил сам Ильхам Намик Кямал.
- И какой же день может испытывать ностальгию по вам?
- Это лучше спросить у того дня. Кому интересно, может отыскать этот день по книгам, фильмам, спектаклям.
- Почему та ваша возлюбленная отказала вам?
- Такого отказа я не получал. Ибо никогда ни разу ни в какую девушку не влюблялся, а женился сразу. С малого возраста не имел ни времени, ни интереса к подобным вещам.
- Чем же вы интересовались?
- В то время – это были 60-е годы – в Азербайджане не было такого народного театра и драмкружка, которым я не интересовался, куда не ходил. Все помыслы были посвящены репетициям и спектаклям.
- Случалось ли вам получать учительскую оплеуху?
- Такого не припоминаю. Верно, мальчишкой я был беспокойным, но занимался хорошо. Нашим классным руководителем был преподаватель геометрии Алигейдар Гасымзаде. В конце каждого учебного года он записывал свое мнение о каждом ученике, и при переходе с 7-го в 8-й класс сделал обо мне такую пометку: «Ильхам Намик Кямал оглу Ахмедов успевает на занятиях, пользуется уважением товарищей, оценки получает отличные и хорошие, но относится к ученикам, которых нужно держать под присмотром». Этот отзыв я храню до сих пор.
- Неужели ваш беспокойный нрав не оборачивался для вас проблемами?
- В наше время баловство не воспринималось как склонность ломать и крушить, драться со всеми подряд и так далее, а просто как заносчивость. Естественно, что школьники, занимающиеся хорошо, отличаются самомнением, часто задают учителям вопросы, чрезмерно активны на уроках и так далее. Как-то в 9-м классе я задал нашей учительнице по истории вопрос, в чем отличие между конференцией и конгрессом. Тогда, в советское время термин «конгресс» применялся исключительно к загранице. Так мой вопрос вызвал у учительницы такой стресс, что она с плачем прогнала меня из класса, и всю четверть ставила мне по поведению только «двойки», и только со следующей четверти я стал опять получать «пятерки». Только позже я понял, что учительница моя просто-напросто не знала ответа на вопрос.
- А бывало ли, что в таких случаях родители вас пороли?
- В нашем классе не было случаев рукоприкладства к ученикам или требования сделать
это к родителям. Те, кто учился плохо, получали низкие оценки. Родители воспитывали нас не поркой, а наставлениями.
- А случалось ли вам драться с братьями-сестрами?
- Я старший в семье. Джафар младше меня на год, а другой брат – на 12 лет. Сестер у меня нет. Делить нам было нечего, все было на месте – с чего же нам драться?
- Не бывало ли, что вам как старшему приходилось вступаться на улице за братьев?
- Вы все время поворачиваете разговор на тему драк и побоев. Но дети бывают уличные и получившие нормальное домашнее воспитание. У нас не было нужды проводить время на улице. У нас был дом, была дача, где проходили наши три летних месяца. Чего нам было делать на улице?
- Но в школу же вы ходили?
- Да, но в драки не ввязывались. Каждый должен уметь вести себя в обществе.
- Было ли у вас в детстве прозвище?
- До 1949 года в Азербайджане имя Ильхам было большой редкостью. Мне имя дала старшая тетка по отцу Махбуба ханум. С тех пор это имя стало мало-помалу распространяться, и я очень рад, что нашего уважаемого президента тоже зовут Ильхамом. Так что нужды в прозвище у меня не возникало.
- Вы выросли в столице. Держали дистанцию с приезжими из провинции?
- В то время обстановка была другой. Ребята, приезжавшие в Баку из провинции, старались внести коррективы в поведение, манеры, речь. Это теперь приезжие, живя в Баку, продолжают вести тот же образ жизни, как в районе, и говорить на своем акценте. Посмотрите, что творится на телевидении – каждый говорит на своем наречии, ведет себя согласно порядкам своей зоны. Не то было в наше время, и поэтому между нами какого-то барьера не возникало. Собственно, и я, хоть родился и вырос в Баку, но родом из Шамахы. Мой дед Агаджафар был крупным торговцем мануфактурой, возил товары судами в Индию и другие страны. В 1902 году после второго землетрясения семьи посостоятельнее переселились в Баку, а бедные – в соседние уезды. Так мы оказались в Баку. Дед выстроил здесь ниже Ахундской бани двухэтажный дом из 14 квартир по три комнаты в каждой. У него был только один сын – мой отец, которого он нарек именем Намик Кямал, хотя был человеком простого сословия. Отец мой был инженером-энергетиком, работал директором завода. После его кончины в 1989 году я и мои братья в память о нем взяли фамилию Намик Кямал.
- В каком возрасте вы женились?
- Это были примерно 78-79-й годы, только что закончились съемки фильма «Свекровь». Мне было лет 29-30.
- Вы женились по любви?
- Я не имею обыкновения отвечать на вопросы касательно семьи. Семья – особая сфера. Естественно, в семье должны царить любовь и уважение. Ну, а если речь зайдет о какой-то там ностальгической, безумной любви и прочем, то я от этого далек. Считаю, что такого рода разговоры – признак мелкости.
- Как запомнился вам день смерти отца?
- Все произошло внезапно. Мой отец ни разу не выходил по бюллетеню, человек был богатырского сложения. Неожиданно у него в желудке возник невообразимый недуг, и за какие-то 15-20 дней он покинул нас. Есть люди, которые заболевают, слегают, и сами страдают, и близким доставляют страдания. Нашего отца мы в постели не увидели. Он испытывал легкое недомогание, и все врачи, к которым мы его водили, твердили одно: вмешательство невозможно. Оказалось, отец страдал злокачественным раком. Мы были бессильны, и в 63 года – в возрасте пророка он скончался.
- А завещание?
- Смерть наступила неожиданно не только для нас, но и для него самого, тем более что мы ему ничего не говорили. Поэтому завещания он оставить не успел. Но во всяком случае ушел со спокойной душой, сознанием того, что оставил после себя трех достойных, воспитанных сыновей.
- А ваша мать?
- Ей сейчас 87. Годы и недуги порядком обессилили ее, и мы ухаживаем за ней особенно бережно. Мать была женщиной весьма храброй, терпеливой. Не так-то легко в одиночку ухаживать за четырьмя мужчинами – мужем и тремя сыновьями, ведь дочери у нее не было. Но я не припомню, чтобы мы хоть раз пошли в школу с неглажеными, или грязными воротниками. Она нередко глаз не смыкала, лишь бы накормить и одеть этих четырех, достойно выпроводить их за дверь.
- Какое было в детстве для вас самое суровое наказание?
- Время от времени родители водили нас в театр, цирк, музей. Стоило нам проштрафиться – не приготовить уроки, получить низкие оценки, вызвать недовольство учителей, как мы на некоторое время лишались этих удовольствий. Вот что мы воспринимали как самое суровое наказание.
- Где прошла ваша воинская служба?
- Это довольно интересный факт: ни дед, ни отец, ни я в советской армии не служили. Дед отмазался за деньги, отец во время войны учился. И мне организовали «отсрочку» - в то время это обходилось недорого, не то что теперь. Когда мой дядя пришел к комиссару-русскому хлопотать за меня, тот назвал «таксу» - четыре патрона. На жаргоне это означало 400 долларов. Сейчас, если не ошибаюсь, уже не четыре, а сорок «патронов» требуют.
- Вы стали «негодным»?
- Да. Спустя некоторое время, когда миновал призывной возраст, в моем военном билете сделали пометку «годен». Поскольку я не военный, а человек искусства, то «годен» или «негоден» для меня не играют роли.
- Не сталкивались ли вы из-за этого с попреками окружающих?
- Нет, ни разу. Я до сих пор рад, что не служил. Дело в том, что человек искусства должен быть гордым, это непременное условие подлинного творчества. Армейская служба – важный инструмент ломки характера, растаптывания чувства гордости в человеке. Без гордости ты как творец ничто. Возьмем тех деятелей искусства, которые восседают на свадьбах в качестве тамады. Да, они делают это из нужды, для заработка, но там они теряют гордость. Поднимать фужер, произносить цветистый тост за человека, во всех отношениях стоящего ниже тебя – все это не проходит бесследно…
Турал Талехоглу
Гостями рубрики становятся писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены. Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем и уважаем. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью, вы узнаете от этих людей.
Очередной гость рубрики «Как молоды мы были» - Актер и режиссер Театра музыкальной комедии, заведующий кафедрой Университета культуры и искусства, директор и художественный руководитель театра миниатюр "Ильхам", народный артист республики, президентский стипендиат Ильхам Намик Кямал (Ильхам Намик Кямал оглу Ахмедов).
Справка: Ильхам Намик Кямал (Ильхам Намик Кямал оглу Ахмедов) родился 9 января 1949 года в Баку. В 1966 году, окончив 31-ю среднюю школу, поступил на факультет драматического и кино актерства Азербайджанского государственного театрального института им. Мирзаги Алиева, учился на курсе народного артиста СССР Адиля Искендерова и народного артиста Азербайджанской ССР Рзы Тахмасиба. С 25 ноября 1971 г. по 2 февраля 1972 г. входил в состав актерской труппы Азербайджанского государственного театра юного зрителя, а с 3 февраля работал актером Академического драматического театра. 20 марта 1989 года в течение 4 лет проработал в Молодежном театре, созданном молодым режиссером Гусейнага Атакишиевым. Одновременно в 1989-1991 гг. был актером Азербайджанского государственного театра музыкальной комедии. 14 июня 1993 г. ушел из Молодежного театра и создал свой театр миниатюры «Ильхам», где в настоящее время работает и как режиссер-постановщик, и как актер.
- За какой день из вашего прошлого вы согласны пожертвовать будущим?
- Ни за какой. Каждый миг ценен по-своему. Я не испытываю ностальгию по какому-то конкретному дню или месяцу. Пусть лучше эти дни и месяцы испытывают ностальгию, что их прожил сам Ильхам Намик Кямал.
- И какой же день может испытывать ностальгию по вам?
- Это лучше спросить у того дня. Кому интересно, может отыскать этот день по книгам, фильмам, спектаклям.
- Почему та ваша возлюбленная отказала вам?
- Такого отказа я не получал. Ибо никогда ни разу ни в какую девушку не влюблялся, а женился сразу. С малого возраста не имел ни времени, ни интереса к подобным вещам.
- Чем же вы интересовались?
- В то время – это были 60-е годы – в Азербайджане не было такого народного театра и драмкружка, которым я не интересовался, куда не ходил. Все помыслы были посвящены репетициям и спектаклям.
- Случалось ли вам получать учительскую оплеуху?
- Такого не припоминаю. Верно, мальчишкой я был беспокойным, но занимался хорошо. Нашим классным руководителем был преподаватель геометрии Алигейдар Гасымзаде. В конце каждого учебного года он записывал свое мнение о каждом ученике, и при переходе с 7-го в 8-й класс сделал обо мне такую пометку: «Ильхам Намик Кямал оглу Ахмедов успевает на занятиях, пользуется уважением товарищей, оценки получает отличные и хорошие, но относится к ученикам, которых нужно держать под присмотром». Этот отзыв я храню до сих пор.
- Неужели ваш беспокойный нрав не оборачивался для вас проблемами?
- В наше время баловство не воспринималось как склонность ломать и крушить, драться со всеми подряд и так далее, а просто как заносчивость. Естественно, что школьники, занимающиеся хорошо, отличаются самомнением, часто задают учителям вопросы, чрезмерно активны на уроках и так далее. Как-то в 9-м классе я задал нашей учительнице по истории вопрос, в чем отличие между конференцией и конгрессом. Тогда, в советское время термин «конгресс» применялся исключительно к загранице. Так мой вопрос вызвал у учительницы такой стресс, что она с плачем прогнала меня из класса, и всю четверть ставила мне по поведению только «двойки», и только со следующей четверти я стал опять получать «пятерки». Только позже я понял, что учительница моя просто-напросто не знала ответа на вопрос.
- А бывало ли, что в таких случаях родители вас пороли?
- В нашем классе не было случаев рукоприкладства к ученикам или требования сделать
это к родителям. Те, кто учился плохо, получали низкие оценки. Родители воспитывали нас не поркой, а наставлениями.
- А случалось ли вам драться с братьями-сестрами?
- Я старший в семье. Джафар младше меня на год, а другой брат – на 12 лет. Сестер у меня нет. Делить нам было нечего, все было на месте – с чего же нам драться?
- Не бывало ли, что вам как старшему приходилось вступаться на улице за братьев?
- Вы все время поворачиваете разговор на тему драк и побоев. Но дети бывают уличные и получившие нормальное домашнее воспитание. У нас не было нужды проводить время на улице. У нас был дом, была дача, где проходили наши три летних месяца. Чего нам было делать на улице?
- Но в школу же вы ходили?
- Да, но в драки не ввязывались. Каждый должен уметь вести себя в обществе.
- Было ли у вас в детстве прозвище?
- До 1949 года в Азербайджане имя Ильхам было большой редкостью. Мне имя дала старшая тетка по отцу Махбуба ханум. С тех пор это имя стало мало-помалу распространяться, и я очень рад, что нашего уважаемого президента тоже зовут Ильхамом. Так что нужды в прозвище у меня не возникало.
- Вы выросли в столице. Держали дистанцию с приезжими из провинции?
- В то время обстановка была другой. Ребята, приезжавшие в Баку из провинции, старались внести коррективы в поведение, манеры, речь. Это теперь приезжие, живя в Баку, продолжают вести тот же образ жизни, как в районе, и говорить на своем акценте. Посмотрите, что творится на телевидении – каждый говорит на своем наречии, ведет себя согласно порядкам своей зоны. Не то было в наше время, и поэтому между нами какого-то барьера не возникало. Собственно, и я, хоть родился и вырос в Баку, но родом из Шамахы. Мой дед Агаджафар был крупным торговцем мануфактурой, возил товары судами в Индию и другие страны. В 1902 году после второго землетрясения семьи посостоятельнее переселились в Баку, а бедные – в соседние уезды. Так мы оказались в Баку. Дед выстроил здесь ниже Ахундской бани двухэтажный дом из 14 квартир по три комнаты в каждой. У него был только один сын – мой отец, которого он нарек именем Намик Кямал, хотя был человеком простого сословия. Отец мой был инженером-энергетиком, работал директором завода. После его кончины в 1989 году я и мои братья в память о нем взяли фамилию Намик Кямал.
- В каком возрасте вы женились?
- Это были примерно 78-79-й годы, только что закончились съемки фильма «Свекровь». Мне было лет 29-30.
- Вы женились по любви?
- Я не имею обыкновения отвечать на вопросы касательно семьи. Семья – особая сфера. Естественно, в семье должны царить любовь и уважение. Ну, а если речь зайдет о какой-то там ностальгической, безумной любви и прочем, то я от этого далек. Считаю, что такого рода разговоры – признак мелкости.
- Как запомнился вам день смерти отца?
- Все произошло внезапно. Мой отец ни разу не выходил по бюллетеню, человек был богатырского сложения. Неожиданно у него в желудке возник невообразимый недуг, и за какие-то 15-20 дней он покинул нас. Есть люди, которые заболевают, слегают, и сами страдают, и близким доставляют страдания. Нашего отца мы в постели не увидели. Он испытывал легкое недомогание, и все врачи, к которым мы его водили, твердили одно: вмешательство невозможно. Оказалось, отец страдал злокачественным раком. Мы были бессильны, и в 63 года – в возрасте пророка он скончался.
- А завещание?
- Смерть наступила неожиданно не только для нас, но и для него самого, тем более что мы ему ничего не говорили. Поэтому завещания он оставить не успел. Но во всяком случае ушел со спокойной душой, сознанием того, что оставил после себя трех достойных, воспитанных сыновей.
- А ваша мать?
- Ей сейчас 87. Годы и недуги порядком обессилили ее, и мы ухаживаем за ней особенно бережно. Мать была женщиной весьма храброй, терпеливой. Не так-то легко в одиночку ухаживать за четырьмя мужчинами – мужем и тремя сыновьями, ведь дочери у нее не было. Но я не припомню, чтобы мы хоть раз пошли в школу с неглажеными, или грязными воротниками. Она нередко глаз не смыкала, лишь бы накормить и одеть этих четырех, достойно выпроводить их за дверь.
- Какое было в детстве для вас самое суровое наказание?
- Время от времени родители водили нас в театр, цирк, музей. Стоило нам проштрафиться – не приготовить уроки, получить низкие оценки, вызвать недовольство учителей, как мы на некоторое время лишались этих удовольствий. Вот что мы воспринимали как самое суровое наказание.
- Где прошла ваша воинская служба?
- Это довольно интересный факт: ни дед, ни отец, ни я в советской армии не служили. Дед отмазался за деньги, отец во время войны учился. И мне организовали «отсрочку» - в то время это обходилось недорого, не то что теперь. Когда мой дядя пришел к комиссару-русскому хлопотать за меня, тот назвал «таксу» - четыре патрона. На жаргоне это означало 400 долларов. Сейчас, если не ошибаюсь, уже не четыре, а сорок «патронов» требуют.
- Вы стали «негодным»?
- Да. Спустя некоторое время, когда миновал призывной возраст, в моем военном билете сделали пометку «годен». Поскольку я не военный, а человек искусства, то «годен» или «негоден» для меня не играют роли.
- Не сталкивались ли вы из-за этого с попреками окружающих?
- Нет, ни разу. Я до сих пор рад, что не служил. Дело в том, что человек искусства должен быть гордым, это непременное условие подлинного творчества. Армейская служба – важный инструмент ломки характера, растаптывания чувства гордости в человеке. Без гордости ты как творец ничто. Возьмем тех деятелей искусства, которые восседают на свадьбах в качестве тамады. Да, они делают это из нужды, для заработка, но там они теряют гордость. Поднимать фужер, произносить цветистый тост за человека, во всех отношениях стоящего ниже тебя – все это не проходит бесследно…
Турал Талехоглу
2287
ДРУГИЕ НОВОСТИ РАЗДЕЛА
Голос пяти октав: как Ильхам Назаров стал музыкальной легендой Азербайджана - ИНТЕРВЬЮ
Скончался создатель образов любимых азербайджанских фильмов
Алихан Раджабов раскрывает острую тему в новой киноленте
Константин Эмма: «Трудные времена не создают поэтов – их рождает внутренняя Вселенная» - ИНТЕРВЬЮ
Алиев освободил от должности ректора Национальной консерватории
Ушел из жизни режиссер знаменитого "Голого пистолета"