«Для зачисления в училище имени Асафа Зейналлы необходимо было заплатить 2500 рублей»

Редакция Vesti.Az продолжает вести рубрику «Как молоды мы были», в рамках которой сделан экскурс в раннюю молодость известных нам людей.
Гостями рубрики становятся писатели, поэты, люди искусства, политики и спортсмены. Одним словом, люди, которых мы хорошо знаем, уважаем и любим. Как прошла молодость? Какие мгновения были яркими? Какой след оставила первая любовь? Ответы на эти и другие вопросы, связанные с молодостью, вы узнаете от этих людей.

Сегодня в гостях у рубрики Народный артист Азербайджана, всемирно известный исполнитель мугамов - ханенде Алим Гасымов

- Наша семья жила очень бедно. У нас не было своего жилья, и нам приходилось ютиться в сторожке, расположенной у самой обочины дороги на территории поселка Мушвиг. В этих сложных жизненных условиях моих родителей объединяли любовь и уважение друг к другу. Правда, они нередко скандалили между собой, но, в любом случае, их объединяли искренние светлые чувства. Мои родители были рабочими, рыли землю вдоль дороги. Держали домашнюю скотину, работали в огороде рядом с нашим домом. Да и домом то сложно было назвать эту пристройку, стоявшую у самой обочины дороги. Если бы родители перестали работать на дороге, то должны были бы съехать из сторожки. Неподалеку от нас росло большое тутовое дерево, и как только на нем расцветали плоды, мы забирались на него. В еду мы употребляли шор, хлеб, один раз в несколько недель резали к обеду курицу. Жаркое из картофеля готовили так вкусно, что аромат блюда разносился далеко по округе.

Родители ежедневно вставали в шесть часов утра и включали радио, по которому в это время обычно передавали народные песни и танцевальные мелодии, исполняемые на народных инструментах. И под звуки доносившейся музыки мы постепенно начинали просыпаться под одеялами. В нашем доме было старое радио с проигрывателем, и у нас водились купленные родителями пластинки. Мы росли под звуки ашугских мелодий.

Я и соседские ребята мастерили нечто наподобие музыкальных инструментов, выдергивали проволоку из электрических шнуров и прибивали ее с двух концов гвоздями к деревяшке, на которой целыми днями что-то бренчали. Я также любил отстукивать различные ритмы на столах и стульях. И, видимо, заметив мое увлечение музыкой, отец смастерил мне нагару из чугунного казана. С этой целью он увеличил имевшуюся на дне казана дыру, а потом с помощью веревок натянул на нее кожу козы, которую сам же и зарезал до этого. Получился хороший инструмент с отличным звуком. И я стал напевать песни, сам себе отбивая ритм на изготовленной отцом нагаре.

А в следующий раз отец смастерил мне самодельный саз. Для этого он взял дюралюминиевую чашу, с помощью молотка отчеканил ее до грушевидной формы, который присоединил с помощью гвоздей к деревянной рее. Потом, нагрев металл, пробил там специальные щели. И на этом сазе получались отличные мелодии. Отец отлично играл и пел, у него был красивый голос, который сохранился и сегодня. Позднее я сломал изготовленный отцом инструмент, треснув им на улице кого-то из ребят.

Со временем мне стали советовать всерьез заняться ашугской музыкой, пойти и учиться музыке. А я отвечал, что многие поют, и это не значит, что все поголовно должны поступать в институт. Правда, однажды я попытался участвовать в конкурсе, но мое выступление не восприняли, и меня срезали. А дело было так. Когда я заканчивал учиться в школе, среди школьников проводился музыкальный конкурс, на котором необходимо было исполнять студенческие песни. Когда у меня спросили, что я собираюсь петь, я ответил – мугам. Зал был полон народу. Мне сказали, пой. А я выучил пару газелей и спел «однажды я проходил мимо кладбища, там царили зимние холода, и казалось, что надгробья о чем-то говорят». И тут зал взорвался громким смехом, зрители то были городские. А мне оставалось в слезах отправляться домой. Тогда мне было 16-17 лет. Потом еще один или два раза принимал участие в конкурсах, но ввиду того, что я исполнял мугам, мои выступления успехом не пользовались. Первое место, как правило, занимали участники, исполнявшие известную песню о студенчестве «Тэлэбэ, тэлэбэ, тэлэбэ».

- А как Вы учились в школе?

- В детские годы я не отличался хорошей памятью и поэтому, учась в третьем-четвертом классе, всегда просил сестру пересказывать мне написанное в учебниках в форме сказок, повествований, то есть в доступной, запоминающейся манере, чтобы я потом смог отвечать урок в школе в случае, если меня вызовут к доске. С самого детства и до четвертого класса мы жили в поселке Мушвиг, а потом переехали в Гюздек. Я вообще учился из рук вон плохо. Это касалось уроков по истории, литературе. Если честно, то я был очень слабым учеником, уровень знаний моих по школьным предметам, можно сказать, был нулевым.

- Ну а хотя бы уроки физкультуры любили?

- Я не занимался спортом. Лишь в последние годы стал выполнять какие-то несложные физические упражнения, которые помогают при пении. Это я делаю во имя певческого искусства и еще, чтобы разминать затекающие при исполнении в сидячем положении мугама суставы и мышцы.

- Сколько у Вас в семье было детей?

- У родителей нас было двое - я и мой родной брат. Когда умерли моя тетя, приходившаяся родной сестрой моей матери, и ее муж, сиротами остались мои двоюродные сестры примерно двух- и трехлетнего возраста. И мои родители взяли их на воспитание. Таким образом, нас в семье было четверо детей – два брата и две сестры.

- А в какой школе учились?

- Я не помню номера школы в поселке Мушвиг, там я проучился до четвертого класса. Раньше это место называлось «водокачкой», так как там качали воду. А когда я учился в четвертом классе, мы переехали в Гюздек, и я перевелся в 41-ую школу. После окончания восьмого класса я устроился рабочим, но потом решил доучиваться девятый и десятый классы. Однако, оказавшись вновь в учебном классе, понял, что не могу сидеть за партой. У меня было такое впечатление, что парта на меня давит, давит школьная атмосфера. Кроме того, я оставался необразованным, у меня не было знаний, я не отличался умом и памятью. Все ребята говорили в классе о космосе, а я о каких-то приземленных вещах. Поэтому, поняв, что учеба – занятие не по мне, я ушел из школы.

Двоюродный брат помог мне устроиться на работу помощником электрика. Мы сверлили отверстия в стенах, а мастер затем проводил провода. Некоторое время работал помощником электрика, затем на нефтяной базе – замерщиком, потом в моторном цеху разнорабочим в ночную смену. Работал шофером. Но меня не тянуло работать. Когда все это надоело, мне даже лень было отогнать и сдать машину. Я тогда сказал брату, отгони автомобиль и скажи, что Алим не хочет работать.

Так продолжалось до тех пор, пока моя теща, приходившаяся родственницей Сиявушу Аслану, не попросила у него замолвить за меня слово, чтобы я был принят на учебу в музыкальное училище имени Асафа Зейналлы. До того я пытался поступить в это учебное заведение самостоятельно, но для этого необходимо было заплатить взятку в 2000-2500 рублей. О таких суммах в нашей семье даже и не мечтали никогда. Скажу больше, если бы в то время собрали деньги со всей нашей родни, то и в этом случае не удалось бы наскрести две с половиной тысячи рублей.

До армии я подавал документы в филиал училища в Сумгайыте и срезался. Честно говоря, и спел то я на вступительном экзамене не ахти как хорошо, но все равно профессиональные музыковеды должны были заметить особенность, необычность моего голоса, понять, что он существенно отличается от других. В любом случае без денег меня не приняли учиться. В те годы и знаменитые ханенде говорили о том, что для зачисления в училище имени Асафа Зейналлы необходимо заплатить 2500 рублей.

А после того, как Сиявуш Аслан поговорил с Васифом Адыгезаловым, я подал документы и пришел на экзамен. Среди экзаменующих были Бахрам муаллим, Алибаба Мамедов и другие профессионалы. Спросили у меня, что я буду исполнять? Я ответил – мугамы чахаргях или же сейгях Мирза Гусейн. Я имел всего лишь небольшое понятие об этих произведениях. Ныне покойный Вахид Абдуллаев говорил мне, что я должен спеть, когда зайду на экзамен. Но подготовиться в полной мере к экзамену не удалось. Выслушав мой ответ, Алибаба муаллим сказал, чахаргях уже исполняли, ты исполни сейгях Мирза Гусейн. Я начал петь, и с каждой секундой в поведении экзаменаторов появлялось оживление. Это меня приободрило, и я запел еще более свободнее. Когда же объявляли оценку, мне сказали, что я получил «пятерку». Причем, им было заранее поручено поставить мне по экзамену «четыре», а они оценили мое выступление на пять баллов. В тот момент у меня разве что не хватало крыльев, чтобы оторваться от земли и полететь.

Да, я тут вспомнил о том, что когда отправлялся на экзамен, пролетавшая сверху птица испачкала мою рубашку, оставив на груди неприятное пятно. Я так расстроился, ведь белую сорочку пришлось одолжить у кого-то из знакомых. Находившиеся поблизости люди сказали, что это добрый знак. В общем, еле отмыв пятно водой, я пошел сдавать экзамен. А на втором экзамене мне попался простой вопрос, что-то из творчества Самеда Вургуна, но и по нему я толком ничего не ответил. По этому экзамену мне поставили «тройку».

А через некоторое время я в очередной раз понял, что учение – это занятие не для меня. Я попал в класс Агахана Абдуллаева, стал изучать раст, баяты кюрд. Однако мне это тоже давалось с трудом, я никак не мог научиться их исполнять. Там училась такая талантливая молодежь, которая пела так прекрасно, что казалось, что стены вот-вот расстают. Такие у них были красивые голоса. А я пел весьма посредственно. Кончилось же все тем, что я пришел к отцу и сказал, что отучился и хочу бросить училище. Отец меня стал отговаривать, что, дескать, стыдно бросать учебу.

Затем произошло событие, которое все в корне изменило. Завучем в училище работал Адил муаллим, которого я очень боялся. Едва только я его видел, как все мое тело начинало трясти от страха. Однажды он зашел к нам в класс и наказал Агахан муаллиму подготовить меня к участию в конкурсе, который должен был проводиться в Сумгайыте. Все очень удивились. В комнате в этот момент находились случайно зашедшие в аудиторию музыканты, один из которых в недоумении сказал: «В классе столько успешно занимающихся учеников с хорошими голосовыми данными и красиво исполняющими мугам, а к конкурсу велели подготовить отстающего».

И я это замечание услышал достаточно хорошо. В общем, начали мы усиленно заниматься, и постепенно во мне проснулся интерес к учебе. Сначала конкурс был объявлен внутри школы, чтобы определить участника на городские соревнования. И получилось так, что я прекрасно выступил. И с тех пор моя творческая судьба стала развиваться по восходящей линии. На городском конкурсе я занял второе место, так как первое присудили ученику Хана Шушинского - Ядулле. Потом я победил на конкурсе, проводившемся в память Джаббара Гарягдыоглу. Таким образом, вместе с Гаджи Мамедовым я начал делать первые творческие шаги. Принял участие в телепередаче «Первые профессиональные шаги», потом нас стали приглашать на свадьбы. Прошло некоторое время, и я вновь сбежал, попытавшись спрятаться подальше ото всех. Так и получилось, что достиг какого-то успеха и скрылся.

- Сколько Вам было лет, когда Вы создали семью?

- Я женился в 20 лет. Мы с моей будущей женой учились в одном классе. Ее семья была родом из поселка Сарай. Они считали себя бакинцами, городскими жителями, а нас принимали за деревенских, и поэтому не воспринимали нас всерьез. Именно из-за этого я пошел на принцип и женился, точнее, украл невесту. Если честно, то она добровольно сбежала со мной. Все, что произошло тогда и позже, было предначертано судьбой. На все воля Аллаха.

- Объясните, пожалуйста, что означают Ваши слова «я сбежал, попытавшись спрятаться подальше ото всех».

- Ну, убежал и спрятался в том смысле, что в то время я пользовался популярностью, был востребованным исполнителем мугама. До того я где-то 7 или 8 лет пел на свадьбах, ездил в регионы Азербайджана. Даже в такие районы и села, куда до этого никто не приезжал с кяманчой и таром. Приглашений на свадьбы было все больше и больше, это сказывалось на состоянии моего здоровья. Кроме того, обычно на свадьбах встречаются выпившие сверх меры гости, а у меня очень несладкий характер. Я часто с трудом лажу с людьми, и однажды решил, что больше не буду петь на свадьбах.

А потом нас стали приглашать за рубеж. Еще в советские времена нас сначала пригласили выступить с концертами в Соединенные Штаты Америки. Потом последовала поездка во Францию, а затем нас традиционно, раз или два в год приглашали выступать за рубеж. За годы, пока я пел на свадьбах, мне удалось заработать разве что на автомобиль, да на то, чтобы покрыть крышу дома шифером и обнести дворовый участок забором. А в поездках за рубеж наши гонорары составляли 300, 500, 1000 долларов. Мы жили очень экономно, старались не тратить деньги зря.

- Алим-муаллим, в советские годы в Азербайджане существовал всего один телеканал АзТВ. Сегодня же действуют семь телеканалов, а если считать региональные, то и того больше. На сколько сложнее было в те годы исполнителям мугама получить приглашение на телевидение? Или Вы могли петь только на свадьбах?

- Поверьте мне, я с самого начала своего творчества выступал и на государственных концертах, и по телевидению, и на свадьбах. Мы очень часто выступали на государственных концертах в Москве, еще чаще в Азербайджане. Когда меня приглашали на свадьбу одного, подразумевая, что я буду петь под аккомпанемент свадебных музыкантов, я всегда отказывался, заявляя о том, что обязательно должны присутствовать тар и кяманча. То есть, прекрасно осознавая высокую ценность искусства мугама, я не позволял занижать ее. Даже если мне предлагали высокие гонорары, я ставил условие, что должны быть приглашены также исполнители на таре и кяманче.

Я твердо придерживался позиции, что мугам – это великое народное достояние. И для того, чтобы показать всю красоту и значимость мугама, я по настоящему умирал и воскрешал. Эту возможность мне даровал Всевышний. Я старался не придавать значения тому, что в какой-то момент при исполнении мугама голос может сорваться, что голосовые связки не выдержат. Я пытался выжать из себя невозможное. Особенно старался выложиться на небогатых свадьбах, когда мой голос звучал лучше, чем на дорогих свадебных пиршествах. То есть я всегда пел от души, искренне. Всегда старался выступать, как если бы это было в последний раз. Скажу больше. Я всегда старался выложиться в большей степени, выступая перед равнодушными к мугаму людьми. Убивал себя, сгорал, только бы дать ощутить смотрящим свысока людям всю красоту, самобытность, неординарность мугама и этой профессии.

- Выше Вы отметили, что когда пришли поступать в музыкальное училище имени Асафа Зейналлы, то наскоро выучили сейгях и чахаргях. В последующие годы Вами были исполнены мугамы, которые крайне редко можно услышать в чьем-либо исполнении. Кажется, что большинство исполнителей мугама даже не знают о существовании некоторых народных мелодий. Вы же стараетесь идти все дальше и дальше. То есть, когда Вы в хорошем понимании этого слова действительно заболели профессией исполнителя мугамов, Вы постарались глубже изучить природу мугама?

- Я многому научился у Агахан муаллима, у Нариман муаллима, у Гаджибалы Гусейнова. Я стал изучать манеру пения наших старых ханенде, которые пели в девятнадцатом - начале двадцатого века. Я доставал старые пластинки, в которых мелодии и голоса едва-едва прослушивались сквозь шум и шипение. Я слушал Джаббара Гарягды оглу, Шекили Алескера, Мешади Мухаммеда Фарзалиева, Сеида Шушинского, Явера Калантарли, Муталлима Муталлимова, Зульфи Адыгезалова и других.

То есть я без остатка, полностью уходил в этот мир. В течение четырех-пяти лет днем и ночью я занимался изучением музыки, газелей. У меня плохая память. Для того чтобы выучить одну газель мне необходим месяц, а то и два. Поэтому я очень серьезно четыре или пять лет занимался этим делом, а уже потом стал выступать на свадьбах, в которых участвовал вместе с самыми лучшими ханенде нашей республики. И в результате, я постепенно чего-то достиг, чему-то научился.

- Что Вы чувствовали много лет назад и что чувствуете сегодня, когда выходите на сцену и исполняете перед зрителями мугамы?

- Это не просто какие-то чувства. Сначала ты начинаешь думать, как тебе удастся справиться с этой непростой задачей. Во-вторых, беспокоишься о том, чтобы голос звучал нормально, чтобы ты мог им управлять. В-третьих, уже во время пения оцениваешь звучание своего голоса. А потом уже начинаешь осознавать, что ты уже начал петь, что перед тобой находятся люди, которые пришли слушать твое пение. И хочешь или нет, ты начинаешь как бы отрываться от всего земного, стараешься достичь, долететь до каких-то иных миров, сотворить там нечто необыкновенное, чтобы зрители смогли получить удовольствие от исполняемого тобой произведения. Это, правда, не всегда удается в полной мере.

Ты начинаешь представлять перед глазами невиданные вещи, Всевышнего, начинаешь его молить, обращаешь внимание на значение слов в исполняемых газелях, чтобы, найдя искру, воспламениться и извлечь что-то необычное. Жанр мугама – это внеземная, святая сила. Музыку, вообще, можно назвать духовной пищей. Музыка подарена человеку Всевышним.

- Со временем Вы стали исполнять мугамы на одной сцене совместно с представителями других музыкальных жанров из различных стран мира.

- Все началось с Вагифа Гярайзаде. Я тогда учился в институте, где у него был свой ансамбль. Он предлагал мне участвовать в его проекте, я же отнекивался, говорил, что это не мое, что это непривычные для меня ритмы. Но он терпеливо все мне объяснял, шаг за шагом подсказывал в студии, как если бы вел за руку ребенка, и в конце концов добился того, чего желал. Чтобы я пел так, как нужно. Полученный результат был негативно встречен любителями мугама, но, одновременно, прекрасно воспринят молодежью. В итоге молодежь вернулась к народной музыке, а любители мугама стали слушать эстрадные мелодии. Это как бы способствовало синтезу различных музыкальных стилей.

А потом мы очень много выступали в Израиле с ансамблем композитора Переса. Выступали мы и с ансамблем «Шелковый путь» всемирно известного виолончелиста ЙоЙоМа, с которым дали концерты в большинстве штатов США. Очень часто играли с различными турецкими музыкальными коллективами. 5 октября предстоит наша поездка в Египет, где мы будем выступать с местными музыкантами. Потом вылетим в Гонконг.

- Если не ошибаюсь, Ваше творчество было высоко оценено со стороны ЮНЕСКО.

- Когда мы возвращались из гастрольных выступлений по Америке, в Азербайджане мне было присвоено звание заслуженного артиста республики. Рамизу Гулиеву было присвоено звание народного артиста, Шафиге ханум – заслуженной артистки. Потом уже мне присвоили звание народного артиста, а ЮНЕСКО, в свою очередь, присвоило нам почетное звание. А несколько лет назад президент Азербайджана Ильхам Алиев наградил меня орденом «Шохрат».

- Со временем Вы стали исполнять мугамы вместе со своей родной дочерью Фарганой ханум. Когда у нее появился интерес к музыкальному творчеству, и когда Вы приняли решение петь вместе с ней?

- Она начала слушать музыку еще с пеленок. Я уже говорил о том, что в течение четырех лет днем и ночью трудился в поте лица, изучая мугам и слушая пластинки с записью народных песен в исполнении великих ханенде. И Фаргана слышала все эти звуки. Как только она начинала плакать, я подходил к ее кровати и начинал играть на таре и петь, и она успокаивалась. Когда она немножко выросла, и ей исполнилось 2 или 3 года, я прочитал газель, которую она безошибочно повторила. Выходя из дому, я посоветовал жене выучить с ребенком отрывки из стихов. Вернувшись, я убедился в том, что девочка запомнила их наизусть. Потом постепенно она повторяла за мной отрывки песен, мугамов.

Когда она уже ходила в школу, я организовал ее выступление на сцене филармонии, специально создав девичий ансамбль, в котором Фаргана пела, а две другие девочки играли на таре и кяманче. Они очень здорово исполнили свой номер. Потом позволял дочери читать стихи на моих концертах. Спустя некоторое время, когда мы находились в Германии, там было организовано небольшое наше с дочерью совместное выступление перед примерно ста зрителями. Там же была выпущена кассета с нашим совместным исполнением мугама. А еще раз, когда я давал концерт во французских Каннах, моя семья находилась в зале, и я пригласил Фаргану на сцену.

Спустя некоторое время я сказал Фаргане, дочка, это очень сложная профессия, в особенности, для женщины. Но она сделала свой выбор, и сегодня мы выступаем вместе с ней.

- Вы сыграли необычную свадьбу для своих детей. Вы занимались изучением традиций проведения азербайджанских свадеб? Читали специальную литературу об этом?

- Нет, я не читал об этом. Мысль о проведении свадьбы на природе принадлежала моему сыну Гадиру. Как-то он заявил мне, что собирается сыграть свадьбу в лесу. Я удивился и сказал ему, что в лесу нет ни электричества, ни холодильника, ни каких бы то ни было удобств. На что сын ответил, что электричество в этом деле не обязательно, что люди часто выезжают на природу и посреди леса устраивают пикники с шашлыками. Я не воспринял слова Гадира всерьез и решил выяснить, сколько стоит проведение свадьбы в домах торжеств. Выяснилось, что в ресторане на все про все просят 12-15 тысяч манатов. Узнав об этом, я воскликнул, вы сумасшедшие? Разве можно 15 тысяч отдать на проведение свадьбы?

В общем, сыграли мы свадьбу на природе. Заранее поехали в Пиркули, нашли соответствующее место в лесу. К слову, на организацию свадебного пиршества на природе ушла в общей сложности почти аналогичная сумма - 12-13 тысяч манатов. На эти деньги в течение трех дней и ночей мы пели, танцевали, ели, играли свадьбу. Значит, такова судьба, так должно было быть.

Вообще, хочу сказать, что все, что происходит и происходило в нашей жизни, все было делом случая. Все управлялось сверху, все происходило по воле Всевышнего. Мы никогда ничего не планировали. Мне сейчас 52 года и я никогда ничего не планировал, все в моей жизни происходит по воле Аллаха.

- К Вам пришел успех, Вы стали знаменитым ханенде. Скажите, когда-нибудь, будь то сегодня или 10-20 лет назад, Вы считали себя исполнителем мугама номер один в Азербайджане или же наилучшим азербайджанским ханенде, известным за пределами нашей страны?

- Возможно, мое имя широко известно в мире, но я не могу считаться номером один в Азербайджане. В Азербайджане ты можешь занимать свою нишу, отличаться своими хорошими профессиональными качествами. Да и способность петь в Азербайджане с присущим только тебе одному умением и мастерством уже само по себе является историей, явлением. На все воля Аллаха. Я никогда не думал о том, чтобы прокладывать свою собственную тропу. Это невозможно. Прежде всего, все должно исходить из искренности, простоты. Эта искренность и дает основание предполагать, что Алим Гасымов, якобы, поет в присущей только ему одному манере. Да и вообще кто рискнет взять на себя смелость называть кого-то номером один или номером два? Каждый является исполнителем в присущей ему манере. Если, скажем, я обладаю способностью поднимать камень весом 250 килограммов, то пусть кто-то другой рискнет повторить этот поступок. Если он не может поднять его, то, получается, что я опережаю его на одну ступень. А творчество, это несколько иная категория, духовная пища, дело вкуса. А о вкусах, как известно, не спорят.

Расим Бабаев

• Балет «Легенда о любви» Арифа Меликова впервые будет показан на итальянской сцене-ФОТО
• Рамиль Гасымов: «Наша главная цель – сохранить традиции Гянджинской филармонии» - ИНТЕРВЬЮ
• Чингиз Абдуллаев выписан из больницы